Настало «время силы»
ПРАГА, 19 августа, Caucasus Times — (Автор- Сергей Маркедонов, заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук)
13 августа 2008 года завершилась «пятидневная война» между Грузией и Россией. Трагические события «горячего августа» не только дестабилизировали и без того неспокойный Кавказский регион. На этот раз невозможно говорить просто о новом конфликте (на сей раз с прямым вовлечением РФ и ее вооруженных сил). Август 2008 года стал в определенной степени разделительной линией в истории евразийских конфликтов. Система безопасности постсоветского пространства, сформированная на обломках распавшегося СССР, практически перестала существовать. По словам киевского политолога Виталия Кулика, «вдруг многие поняли, что вооруженный конфликт снова становиться вполне реальным продолжением «ледникового» диалога. Когда система двухсторонних и многосторонних (в рамках интеграционных проектов) отношений перестала работать, накапливались противоречия, сами отношения напоминали дипломатическую эскалацию. Настало «время силы»». Можно добавить также, что «реальная политика», как методология и практика внешнеполитической деятельности также вернула себе утраченные позиции. И это, пожалуй, главный итог «пятидневной войны».
Все форматы мирного урегулирования конфликтов (Дагомысские соглашения по Южной Осетии и Московские соглашения по Абхазии) более не работают. Старые правила не действуют, а новых (более эффективных) схем еще не придумано. Новая геополитическая конфигурация только начинает складываться. Сегодня мы можем говорить о «перезагрузке конфликтов». «Замороженных конфликтов» больше нет. Само это словосочетание будет относиться к предыдущим стадиям грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов. Если «замороженные конфликты» были прямым следствием распада Советского Союза, то нынешние противоборства детерминированы уже новой повесткой дня и современными тенденциями развития наций-государств Южного Кавказа.
Третий президент Грузии Михаил Саакашвили продолжил печальную традицию новой грузинской государственности. На каждого из его предшественников приходилась своя война. Первый президент Грузии Звиад Гамсахурдиа спровоцировал первый вооруженный конфликт в Южной Осетии. Еще до прихода к высшей власти в Грузии в сентябре 1989 года, выступая на митинге в селе Эредви, «неистовый Звиад» заявил о том, что «осетинский народ – это мусор», который необходимо «вымести метлой через Рокский тоннель». Подобная философия межнациональных отношений привела к первым стычкам и погромам (притом не только непосредственно на территории Южной Осетии, но и во внутренних областях Грузии). Первый грузино-осетинский пожар запылал. После свержения «неистового Звиада» и прихода к власти Военного Совета (трансформировавшегося в Госсовет) и приглашения на «царство» экс-первого секретаря ЦК КП Грузии Эдуарда Шеварднадзе вооруженный конфликт в Южной Осетии был завершен. 24 июня 1992 года были подписаны Дагомысские соглашения о принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта. Но, вернувшись из Москвы в Тбилиси, «белый лис» столкнулся с проблемой легитимности. Как бы мы ни относились к Гамсахурдиа (и особенно к его ультрнационалистическим лозунгам), он был законно избранным президентом, получившим без всякого административного ресурса почти стопроцентную поддержку. Шеварднадзе же был приглашен на трон военной хунтой, чьи члены (Тенгиз Китовани и Джаба Иоселиани) имели, мягко говоря, неоднозначную репутацию. Опытный политик не нашел ничего лучше, как решить проблему легитимности через военный конфликт. В результате Грузия получила 250 тыс. беженцев, порядка 5 тыс. убитых и более 10 тыс. раненых, а также внутригрузинскую гражданскую войну 1993 года. Как говорится, и Абхазию не покорил, и грузин не примирил, и вопрос с легитимностью не решил.
«Революция роз» поставила точку в карьере этого политика. Именно в событиях пятилетней давности, «грузинском майдане» мы уже можем увидеть первые отблески будущего костра в Южной Осетии. Вопреки расхожим штампам, «революция роз» была не внешнеполитической комбинацией, а запросом грузинского общества на «сильную руку». Руку, способную преодолеть хаос времен Шеварднадзе, преодолеть национальное унижение. Поэтому идеи и лозунги Саакашвили и «Единого национально движения Грузии» стилистически так похожи на Путина и «Единую Россию». Кто не верит, тот может почитать работы грузинских провластных экспертов, посвященные событиям 7 ноября 2007 года, или последить за деятельностью компании «Имеди». Фрустрированное грузинское общество едва ли не в едином порыве поддержало триумвират «младогрузин», а затем и персонально Саакашвили.
Отсюда и весьма красноречивая фраза, сказанная президентом Грузии Михаилом Саакшвили в 2004 году: «Если Дагомысские соглашения не позволяют поднять над Цхинвали грузинский флаг, то надо выйти из них». Именно в 2004 году была предпринята первая попытка «разморозить» грузино-осетинский конфликт, который до этого времени был намного лучше урегулирован, чем грузино-абхазский или армяно-азербайджанский. Почему именно этот конфликт? В течение последних четырех лет автору настоящей статьи приходилось не раз обсуждать проблемы Южной Осетии с грузинскими политиками первого ранга (министром реинтеграции, вице-премьерами, главой МИД и экс-спикером национального парламента). Практически все в один голос заявляли, что в отличие от Абхазии Южная Осетия — «слабое звено». Говорилось также и о том, что президент этой непризнанной республики Эдуард Кокойты — местный гангстер, не имеющий связи с народом и боящийся самого малого давления извне. Из разговоров с представителями грузинской политэлиты складывалось впечатление, что только стоит регулярной армии и МВД Грузии войти в «Цхинвальский регион», как «рыночный бандит и его команда» побегут в сторону Рокского тоннеля. А потому вместо налаживания диалога с Цхинвали (а такие возможности у Тбилиси были, Саакашвили мог блестяще разыграть карту прощания с прошлым и отказа от наследния Шевраднадзе и Гамсахурдиа) Тбилиси стал наращивать военную силу и милитаристскую риторику, надеясь на помощь со стороны вновь обретенных друзей из-за океана.
Последовательное стремление грузинской элиты переформатировать конфликт сначала в российско-грузинский, а в последнее время и в противостояние РФ и Запада (где Грузия позиционируется, как член «команды мировых демократий») привело к подрыву статус-кво. Фактически он перестал существовать задолго до 8 августа 2008 года. В ходе боевых столкновений четырехлетней давности было убито порядка 70 человек (сегодня о них попросту забыли), а в течение последующих лет число жертв с обеих сторон (по разным оценкам) было равно 100. В августе 2008 года количество перешло в качество. Тактика «повышения» уровня насилия привела к штурму Цхинвали и жесткой ответной реакции со стороны России (на которую, похоже, не рассчитывали ни в Тбилиси, ни на Западе). Вот как описывает последние события грузинский интеллектуал, экс-депутат национального парламента Ивлиан Хаиндрава: «Запад предупреждал власти Грузии: не заходите слишком далеко, в противном случае события будут развиваться в крайне опасном направлении. Понятно, что Россия была заинтересована в эскалации конфликта, но фактом является и то, что власти Грузии не только ничего не сделали, чтобы избежать подобного развития событий, но и наоборот – они предприняли широкомасштабную военную операцию в Цхинвальском регионе».
Для Южной Осетии «пятидневная война» привела к страшным последствиям. Сегодня политики и эксперты не могут назвать точные цифры убитых и раненых. Можно сказать даже, что эти цифры являются политической арифметикой для разных заинтересованных сторон. Как бы то ни было, инфраструктура не «режима Кокойты», а «непризнанных граждан» фактически полностью разрушена, а без российского вмешательства экс — автономия в составе Грузии повторила бы судьбу Сербской Республики Краина, которая была в 1995 году сокрушена Хорватией (также боровшейся за территориальную целостность) вместе с проживавшими в ней сербами. Юг России принял тысячи осетинских беженцев.
Для Грузии пять дней августа также стали страшной катастрофой. Они практически привели к окончательному провалу проекта «единая Грузия». Новый виток насилия (особенно в Южной Осетии) сделал невозможным интеграцию страны на мирной основе. После третьей за 16 лет войны вряд ли «непризнанные граждане» будут вообще принимать в расчет политические посулы со стороны Тбилиси. Кроме этого Грузия получила новую порцию беженцев. На сей раз из Южной Осетии, где в отличие от Абхазии даже после первой войны 1990-1992 гг. грузины проживали вместе с осетинами, вели совместный бизнес. Теперь грузинская община в одночасье стала изгоем. Вместе с тем нельзя не увидеть того, что в 2004-2008 году села т.н. Лиахвского коридора (4 грузинских села Тамарашени, Кехви, Ачабети и Курта, расположенные на тридцатикилометровом участке дороги между Цхинвали и Джавой) были прекрасно оборудованы стационарными бетонными укреплениями, вооружены. В них появились средства радиолокационного контроля Грузии. Именно эти села блокировали Цхинвали, отрезая его от снабжения. В 2008 году пришло время платить за авантюры тбилисских «революционеров». Увы, как это часто бывает, в роли плательщиков выступили не только участники наступления на столицу Южной Осетии, но и невиновные. С некоторым стадиальным отставанием грузинское население бывшей автономии повторило судьбу грузин из Абхазии. Предоставим снова слово Ивлиану Хаиндрава. «Это несчастье, что в жертву подростковому комплексу главнокомандующего принесены жизнь и здоровье тысяч людей»,- констатирует один из наиболее честных и ответственных политиков нынешней Грузии.
По формальным критериям Россия выглядит стороной-победительницей. Ее действия, принимая во внимание, взаимосвязь безопасности Северного Кавказа и Закавказья, были во многом обоснованы. России удалось сорвать тотальное уничтожение военно-политической инфраструктуры Южной Осетии. Более того, в ходе военной операции были уничтожены такие опорные пункты грузинской угрозы для непризнанной республики, как села, составляющие т.н. Лиахвский коридор (они позволяли перекрывать Транскавказскую магистраль). Город Гори, ставший за последние два года форпостом грузинского наступления (там были построены военный госпиталь, морг, превышающий потребности города в мирное время, сосредоточены тыловые объекты) также перешел под российский контроль. Хочется надеяться, что временный, который будет оставлен по мере выполнения военной цели кампании. Грузинские подразделения были выбиты из верхней части Кодорского ущелья (куда они были введены два года назад). Впервые за много лет Россия попыталась защитить маленький народ, а не экспортировать коммунизм или же спасать скомпрометированную правящую династию. Однако своими действиями РФ также поспособствовала разрушению статус-кво и «разморозке конфликта». Выгоды от конфронтации с Западом пока также не очевидны, а издержки напротив слишком ясны. При этом следует понимать, что в условиях коллапса безопасности на Кавказе попытки интернационального вмешательства будут только увеличиваться. Успех военной кампании также может создать у Москвы иллюзию того, что сложные проблемы можно решить одним махом без долгих переговоров и сложных процедур (разве трудно было созвать Совет Федерации, чтобы придать действиям российских солдат и офицеров правовую форму).
Но с выполнением поставленных выше задач, встает вопрос, насколько долго должна оставаться России на «ядровой территории Грузии». О Южной Осетии и Абхазии речь не идет, это — «особые регионы», пока еще считающиеся Грузией. Длительное нахождение российских войск на территориях, находящихся за пределами Южной Осетии, в «грузинском ядре» будет объективно работать против интересов РФ. Во-первых, российская армия должна неизбежно втягиваться в полицейскую поденщину (борьба с мародерами, сдерживание осетинских союзников, стремящихся свести счеты с грузинским населением). Все это превращает армейские подразделения в не самый лучший вид полиции, что в конечном итоге отрицательно скажется на их качестве. Во-вторых, армия будет втянута в те или иные провокации (не всегда прямые, достаточно и косвенных действий, в частности информационных атак). В-третьих, все эти действия будут предприниматься без должной поддержки местного населения, которое отнюдь не грезит о том, чтобы его избавляли от «режима Саакашвили». Этот режим воспринимается во всей Грузии, как меньшее зло по сравнению с периодом Шеварднадзе. В любом случае это «свой режим». То есть в Гори или грузинском ядре российские войска не будут восприниматься так же благожелательно, как в Абхазии и в Южной Осетии. Это создаст им много не только политических, но и морально-психологических проблем. Следствием этого станет переосмысление отношений к российской операции. Сегодня фактически только США полностью взяли под свою защиту Тбилиси. Остальные же игроки (в большей или меньшей степени) даже, возмущаясь непропорциональным применением силы Россией, готовы возложить ответственность и на Грузию (что сделал даже президент Чехии Вацлав Клаус, сравнивший события в Чехословакии и в Южной Осетии, остановившись на существенных отличиях не в пользу грузинской стороны). Пролонгация пребывания российских войск в грузинском «ядре» будет с каждым днем работать не на пользу России. В результате придется покидать эту территорию под внешним давлением (чего можно было бы избежать, уйди РФ оттуда своевременно, выполнив задачи в Цхинвали).
Особая тема, поднятая «пятидневной войной»- это самоопределение непризнанных республик. В самом начале 1990-х гг. они были для Москвы, скорее, досадной обузой. Однако, осознав взаимосвязь этих образований с вопросами безопасности внутри Северного Кавказа, Кремль скорректировал свои позиции. «Заморозив» конфликты в начале 1990-х гг., Россия дала свое согласие на существование подобных образований, как на главный итог конфликта. «Замороженный статус» предполагал отложенное решение конфликта до лучших времен (более выгодной политической конъюнктуры, достижения компромисса между сторонами). При таком положении заниматься предопределением статуса спорных территорий было бы неразумно. Таким образом, нерешенный статус де-факто государств отражал политические реальности 1990-х гг. К ним относилось сохранение статус-кво, отсутствие активных боевых действий (в Абхазии, однако, такие попытки в 1998 и 2001 гг. предпринимались, но по своим масштабам они и близко не стояли рядом с Цхинвали-2008). Именно это давало надежду на то, что в том или ином виде стороны могут договориться.
«Появление грузинских танков в Цхинвали на многие годы, если не навсегда, разубедило жителей Южной Осетии и Абхазии в допустимости самой мысли о восстановлении суверенитета Грузии. Думается, что ситуацию трудно будет исправить даже в том случае, если будущий формат миротворческой операции в конечном итоге сделает более прозрачной границы Абхазии и Южной Осетии с Грузией, а в сами республики придут инвестиции третьих стран»,- справедливо замечает корреспондент газеты «Время новостей» Иван Сухов. Михаил Саакашвили сильно повысил ставки в игре за «собирание земель», забыв о том, что причиной территориальной кастрации Грузии стали не земли сами по себе, а люди, которые там проживают. Именно это привело в конечном итоге к изменению всей политической конфигурации на Южном Кавказе. «Замороженных конфликтов» больше нет, самоопределение де-факто государств становится теперь инструментом России для недопущения в будущем ситуаций, похожих на «горячий август-2008».
Покорение Южной Осетии и Абхазии (слово реинтеграция оставим поборникам политической корректности) стало альфой и омегой грузинской политики. Стало потому, что мирным способом и с помощью мирных ресурсов таковое невозможно. Для этого нужны другие абхазы и осетины. Но все дело в том, что такое покорение непосредственно задевает российские интересы не только на Южном Кавказе, но и внутри собственно Юга России. Следовательно, Россия не может помогать Грузии «собирать земли», не рискуя собственной безопасностью на Северном Кавказе.