Москва между Хамасом и Израилем
Российскому руководству стоит напомнить, что у России, и у еврейского государства был и есть общий вызов – радикальный исламизм. И хотя Москва расправилась с радикальным исламистским подпольем у себя дома (Имарат Кавказ) и подружилась с Талибаном, для глобального джихада Россия является таким же врагом, как и Израиль.
ПРАГА, 10 октября, Caucasus Times. Нападение радикальной исламистской группировки ХАМАС на Израиль вызвало жесткую реакцию осуждения со стороны правительств большинства стран мира. Исключение составили Иран и некоторые государства Ближнего Востока. Москва же по отношению к трагическим событиям в Ближневосточном регионе лишь выразила озабоченность. Хотя помнится, что в ходе второй чеченской кампании Тель-Авив занял скорее выгодную для России позицию, поддержав на официальном уровне российскую «контртеррористическую операцию» в Чечне в 1999 году.
Российскому руководству стоит напомнить, что у России, и у еврейского государства был и есть общий вызов – радикальный исламизм. И хотя Москва расправилась с радикальным исламистским подпольем у себя дома (Имарат Кавказ) и подружилась с Талибаном, для глобального джихада Россия является таким же врагом, как и Израиль.
Много лет Россия, и Израиль ведут борьбу с трансформирующимися конфликтными сообществами. До 1980-х гг. Израиль противостоял светскому этнонационализму, использующему террористические методы борьбы. В авангарде этой антиизраильской борьбы были арабские государства и ООП (Организация Освобождения Палестины). Они обращались к политическому исламу время от времени. В их идеологии гораздо большее место занимали лозунги «арабского социализма». Разгромив в серии арабо-израильских войн военные машины арабских стран, а в 1982 году уничтожив инфраструктуру ООП в Ливане и разгромив Арафата, Израиль получил во сто крат более сложного противника – радикальный политизированный ислам. В этой связи для Израиля существенно изменился и характер угроз. Теперь Израиль столкнулся с асимметричными конфликтами, где главными актерами стали не государства и светская националистическая ООП (структурированная как квазигосударство), а сетевые террористические организации, использующие терроризм и диверсии как главное средство борьбы.
Россия же, разгромив военную инфраструктуру непризнанной Ичкерии и успешно (с военной точки зрения) справившись с чеченским светским этнонационализмом, получила в 2000-х нового противника – в виде радикальных исламистских джамаатов уже не только в Чечне, но и по всему Северному Кавказу. Джамааты (в отличие от дудаевско-масхадовской Ичкерии) также являются сетевой структурой, что серьезно затрудняет борьбу с ними.
Считать же, что сами Израиль и Россия виноваты в радикализации антиизраильского (антироссийского) сопротивления – значит существенно упрощать картину. Выход радикального ислама на Ближнем Востоке (а Северный Кавказ повторил этот путь с небольшим стадиальным отставанием) на первые идеологические позиции объясняется особенностями процессов модернизации в обществах
Националистический дискурс (европейский по своему происхождению) оказывается дискредитированным в период борьбы и обретения независимости на Ближнем Востоке, в период «парада суверенитетов» на российском Кавказе. Во-первых, этническая пестрота и Ближнего Востока, и Северного Кавказа на практике делает радикальный этнонационализм политической утопией (особенно в регионах, где нет сильного численного перевеса одной этногруппы). Во-вторых, борьба за превосходство «своего» этноса фактически приводит к победе этноэлиты, которая быстро коррумпируется и отрывается «от корней», замыкаясь на собственных эгоистических устремлениях. Ярким примером может служить современная Чечня.
Народные же массы довольствуются ролью митинговой пехоты. Как следствие во второй половине 1970-х гг. на Ближний Восток и во второй половине 1990-х гг. на Северный Кавказ пришли идеи радикального ислама, или «ислама молящегося», противопоставляющего себя «исламу обрядному (погребальному)». И не просто пришли. Религиозный дискурс становится доминирующим именно в конфликтных регионах (парламентская победа ХАМАСа в Палестине, превращение части Ливана в «Хизболлалэнд»). Получается, что в Израиле и России (на Северном Кавказе) власти столкнулись не с вертикально организованным, а с сетевым терроризмом.
Этот сетевой терроризм гораздо опаснее структурированного, поскольку в данном случае противник, во-первых, распылен, а во-вторых, ликвидация лидеров и даже ядра террористической организации вовсе не гарантирует конечного успеха в контртеррористической борьбе
Поэтому сегодня и Израиль, и Россия (несмотря на всю дружбу с ХАМАСом и арабофильство последней) рассматриваются как государства, ведущие борьбу против радикального политического ислама (как политической идеологии).
И в этом смысле степень «неверности» России ничем не меньше, чем у Израиля. Рассчитывать в этой связи на благожелательное отношение к Москве со стороны организаторов «войны с сионистами» было бы крайне неразумно.
Кстати, Кремлю не следовало бы забывать, что не США и Европа, а именно Израиль поддержал на официальном уровне российскую «контртеррористическую операцию» в Чечне в 1999 году.
Между тем «наши исламские друзья» из ХАМАСа и «Хизболлы» ничем не помогли России в освобождении дипломатов, захваченных и убитых в Ираке несколько лет назад.
Caucasus Times