Все кроме признания
ПРАГА, 9 октября. Автор — Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон, специально для Caucasus Times.
В октябре 2013 года исполнился год после того, как избирательная коалиция «Грузинская мечта», ведомая миллиардером Бидзиной Иванишвили одержала победу на парламентских выборах. После этого успеха лидер «мечтателей» встал во главе национального правительства, члены которого были представлены только его единомышленниками.
Это событие открыло новую страницу в новейшей грузинской истории. Оно подвело черту под периодом, открывшимся «революцией роз» и политическим триумфом Михаила Саакашвили. 27 октября нынешнего года в Грузии пройдут президентские выборы, которые должны дать ответ на вопрос: «Готово ли грузинское общество и дальше поддерживать команду действующего премьер-министра?» Реализация конституционной реформы, в которой президент теряет значительную часть своих полномочий, превращает именно главы правительства в ключевую персону политического процесса. Де-факто такое превращение уже произошло. После 27 октября оно может завершиться на формально-юридическом уровне.
О двоевластии в Грузии и перетекании властных полномочий из рук Саакашвили в руки его оппонента написаны тома литературы. Свои сторонники и противники у обоих политиков есть, как внутри страны, так и за ее пределами. Для многих они уже давно превратились в символы, их поддерживают и критикуют не столько за реальные достижения или провалы, сколько за воображаемые внешними наблюдателями ценности и символы. Куда меньше внимания уделяется таким сюжетам, как проблемы Абхазии и Южной Осетии. Оба этих сюжета продолжают оставаться для Грузии важнейшими вопросами и внутренней, и внешней политики. Но какова их динамика за минувший год? Можно ли говорить о принципиальных изменениях, которые внес Иванишвили в их понимание? Или главный оппонент Саакашвили не имеет отличных идей от пока еще действующего президента Грузии? Попытаемся дать ответы на эти вопросы. Оговоримся сразу. Динамику российско-грузинской нормализации мы не будем рассматривать, поскольку этот сюжет имеет самостоятельное значение, хотя без продвижения на этом направлении трудно себе представить и прогресс по Абхазии и Южной Осетии.
Интересная деталь. Еще до того, как Иванишвили сформировал свою правительственную команду и получил свой премьерский пост официально, из его лагеря прозвучала формула относительно будущего Абхазии и Южной Осетии. Она определялась лозунгом «Все кроме признания». На этот лозунг следует обратить особое внимание. Он многое дает для понимания курса правительства «мечтателей за минувший год. По словам Пааты Закареишвили (на тот момент он еще не был министром, а лишь претендовал на портфель главного чиновника Грузии по реинтеграции), задачей Тбилиси была, во-первых, демонстрация «неагрессивного поведения». А во-вторых, отказ от использования жителей Гальского района Абхазии и Ахалгорского района Южной Осетии (компактно населенных этническими грузинами) в качестве противовеса абхазским и югоосетинским интересам. Более того, впервые после «горячего августа» 2008 года представители «Грузинской мечты» (уже готовые занять министерские кресла) заявили о готовности вести прямые переговоры с абхазскими и югоосетинскими представителями, которых до того не иначе, как «агрессивными сепаратистами» и «марионетками» Кремля не называли. Естественно, не стоит забывать, что на предвыборных знаменах «Грузинской мечты», среди прочего, были и лозунги о нормализации отношений с Россией, без чего разрешение двух конфликтов было бы немыслимым. При этом команда Иванишвили сразу же и недвусмысленно дала понять: ожидать от них признания абхазской и югоосетинской государственности невозможно. И в плане территориальной целостности «мечтатели» выразили готовность выступать преемниками Саакашвили и «Единого национального движения».
Между тем, риторическая готовность к «смене вех» (а представители новой правительственной команды еще до официальных утверждений побывали на Женевских консультациях) и практическая реализация схем не могут быть тождественными друг другу. За минувший год представителями правительства Иванишвили были озвучены некоторые инициативы. Так в ноябре 2012 года Паата Закареишвили уже в ранге министра по реинтеграции предложил начать разблокирование железнодорожного сообщения через Абхазию. В апреле 2013 года прозвучало заявление о создании парламентской комиссии по расследованию событий «пятидневной войны». И, конечно же, было сделано огромное количество заявлений о том, что политика Тбилиси теперь будет мягче, но при этом поступаться таким важнейшим принципом, как территориальная целостность Грузия не будет.
Однако за этими заявлениями и инициативами не виделось никакой внятной политической стратегии. Иначе как объяснить ту же «железнодорожную инициативу»? Ведь с самого начала было понятно, что помимо России и Грузии свои интересы есть у Абхазии (абхазская сторона с подозрением относится к восстановлению сквозного сообщения через свою территорию, опасаясь возвращения беженцев и нарушения имеющегося этно-демографического статус-кво). Разрешение данной проблемы влияет и на интересы Армении и Азербайджана. Не зря Баку отреагировал на инициативу своих тбилисских союзников сдержанно, если не сказать скептически. Ведь открытие магистрали связало бы Армению через грузинскую и абхазскую территорию с Россией, стратегическим союзником Еревана. Это нарушало бы изоляцию республики (две границы из четырех межгосударственных рубежей страны закрыты сегодня), а следовательно, подтачивало бы имеющийся статус-кво в армяно-азербайджанском конфликте не в пользу Баку. Все эти привходящие геополитические контексты заставили Тбилиси сбавить обороты и фактически свернуть железнодорожную инициативу.
Если же говорить о комиссии по расследованию событий пятилетней давности, то вся шумиха вокруг нее была призвана не столько к переоценке абхазской или югоосетинской политики, сколько к борьбе за потенциальные голоса избирателей. Премьер-министр вовсе не собирался осуждать грузинские устремления по установлению контроля над Абхазией и Южной Осетией. Цель у него была иная — показать провалы политики Саакашвили и представить своего оппонента в качестве неэффективного главы государства и пораженца. Не будем забывать о контексте, в котором возникла идея новой комиссии. В Грузии установилось двоевластие, в котором перевес мало-помалу склонился в сторону премьера и его команды. На конституционном уровне полномочия Саакашвили были ограничены, и «мечтатели» видели своей задачей лишить действующего президента монополии на трактовки патриотизма и защиты единства страны.
Очень многие тезисы и заявления команды Иванишвили исходили из нескольких устойчивых мифов. Прежде всего, речь идет о вере в то, что прямые переговоры без московских свидетелей (на роли других посредников, кстати, представители победившей команды пока не акцентируют внимание) неизбежно приведут к успеху. Таким образом, роль Москвы чрезмерно преувеличивалась и драматизировалась. Вот, кажется, уйди Кремль с его «имперскими комплексами», и дело мира не за горами. Однако данный подход выглядит заведомым упрощенчеством. Политика России на абхазском и югоосетинском направлении на протяжении почти двух десятилетий неоднократно менялась. И далеко не всегда она была однозначно в пользу «сепаратистов», что, впрочем, не сделало оных ближе к Грузии. Просто у абхазов и осетин имелась и имеется своя мощная (без российского влияния и давления) мотивация к существованию вне Грузии даже «за гранью дружеских штыков», что политики и эксперты в Тбилиси неизменно ставили им в упрек.
При этом упускался из виду тот принципиальный сюжет, что после признания независимости Сухуми и Цхинвали утратили интерес к переговорам с Грузией. Лидеры двух республик (правильно это или нет — другой вопрос) считают грузинский фактор не слишком актуальным. Тем паче, что помимо признания у них есть уже гарантии безопасности со стороны Москвы. И финансирование оттуда же. Российские дипломаты не слишком лукавят, когда говорят о том, что сами представители Абхазии и Южной Осетии много радикальнее своих покровителей из Кремля. Хотя бы в истории с передвижением границы между Южной Осетией и Грузией. Следовательно, рычагами давления Грузия не располагает. Попытки же команды «Грузинской мечты» апеллировать к ценностям евроинтеграции не могли достичь цели, ибо были сформулированы слишком абстрактно. Да и сам европейский вектор грузинской внешней политики пока что не принес ей ощутимых успехов. Ведь многое только начнется после саммита ЕС и стран «Восточного партнерства» в Вильнюсе в ноябре 2013 года. Предложение со стороны Тбилиси сегодня не может перебить то, что предлагается Москвой. Не исключено, что через 5 или 10 лет ситуация изменится, а российское присутствие в двух частично признанных республиках создаст новые реалии. Но пока ситуация такова. И на этом фоне новая команда за год не смогла изобрести нестандартных схем. Оккупационное законодательство остается, несмотря на то, что попытки его косметической коррекции и снижение жесткости правоприменения были предприняты. И понятное дело, что в силу внутриполитических резонов, оно вряд ли будет отменено в обозримом будущем. Но если так, то трудно найти положительную мотивацию для абхазов и осетин для продолжения переговоров.
В итоге, говорить о каких-то принципиальных прорывах не представляется возможным. Статусные проблемы не решаются. Даже не видно их практической постановки в повестку дня. Сближения позиций не происходит, а женевские консультации остаются, по большей части форматом для встреч противоборствующих сторон под внешним контролем. Однако все это не отменяет того, что Тбилиси проделал серьезную работу по десакрализации конфликтов. В отличие от президентов Шеварднадзе и Саакашвили, которые после заявлений о «новой странице» в своей политике практически сразу скатывались к жестким действиям, команда Иванишвили в течение года сохранила спокойный тон. И это уже немало. Российско-грузинская нормализация также имеет хоть и ничтожные, но шансы на нечто большее, чем церемониальные встречи. В особенности, если речь пойдет о трансграничной безопасности. Все это создает основу для того, чтобы перевести процесс мирных поисков из идеологической плоскости в плоскость прагматики. Как бы то ни было, а формула «все кроме признания» крайне сложна. Особенно тогда, когда проблемы не только с признанием, но и со «всем» остальным