Гражвидас Ясутис: “Отношения России и Абхазии всегда были асимметричными»

ПРАГА, 21 октября, Caucasus Times. Гражвидас Ясутис (Grazvydas Yasutis) — доцент кафедры политических наук в Военной академии Литвы . Он также преподает в Институте международных отношений и политических наук Вильнюсского университета . Теоретик и практик по разрешению конфликтов. Работал в миссии ЕС в Грузии и Ачех (Индонезия), в миссии ОБСЕ в Косово и Македонии, в НАТО и Министерстве национальной обороны Литвы. Проводил исследования по постсоветском пространстве в Институте Гарримана (Нью-Йорк) и Университете Крейтонa (Омаха, Небраска) и теперь придает большое значение вопросам Северного Кавказа . Он является основателем и председателем НПО «Trust in Development». Она работает на постсоветском пространстве.

Caucasus Times: В октябре 2014 года в парламент Абхазии поступил проект нового Договора о союзничестве и интеграции с РФ . Как бы Вы смогли оценить его положения? Какие тренды он укрепляет, на Ваш взгляд?

 

Г.Я.: Я хотел бы начать свой ответ с вопроса — почему такой проект не предлагается Южной Осетии? Отношения Абхазии и России переживают определенный кризис. Конечно, абхазы благодарны России за военную, экономическую и политическую поддержку, а также за признание независимости, однако их не устраивает стратегия и тактика РФ на постсоветском пространстве. Если мы не услышим такой критики в Южной Осетии, то в Абхазии, особенно на неформальных встречах, Россия активно обсуждается и не всегда о ней отзываются положительно. В Абхазии формируется политическая элита, общество, которое хочет идти своим собственным путем, и роль сателлита их не удовлетворяет. Кремль прекрасно понимает это и инициирует довольно дорогой проект, стремясь сохранить роль РФ в Абхазии. Соглашение предусматривает довольно ассиметрическое сотрудничество, однако отношения России и Абхазии всегда были ассиметричными в силу многих причин и я не думаю, что данное соглашение что-либо существенно изменит. Настоящий текст проекта соглашения лишь закрепляет существующее там положение вещей. Всего навсего узаканивает его de jure между Абхазией и Россией, хотя государства, не признающие Абхазию, не признают и легитимность данных отношений.

 
Caucasus Times: Вы занимаетесь исследованиями де-факто государств. Что общего и особенного Вы видите в их развитии?

 
Г.Я.: Меня, как ученого, очень сильно интересует политическое и социальное развитие Приднестровья, Южной Осетии, Абхазии и Нагорного Карабаха. Все эти государства появились после распада Советского Союза и конфликтов, которые стали частью их истории и идентичности. Все они имеют различный потенциал и направления, однако их объединяет политическое и практическое внимание России, которое, кстати, тоже неодинаково. Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии, в то время как Приднестровье и Нагорный Карабах de facto остаются внешне непризнанными государствами. Как я уже говорил, все они имеют различные сценарии и направления развития. Одно из самых понятных направлений демонстрирует политическое руководство Южной Осетии. Президент Южной Осетии Леонид Тибилов довольно четко определил, что будущее Южной Осетии — это присоединение к Северной Осетии-Алании, иными словами, она станет полноправным субъектом Российской Федерации. В настоящее время бюджет Южной Осетии составляют средства, получаемые из РФ, безопасность гарантируют силы РФ, дислоцированные в Южной Осетии, а большинство жителей пользуются привилегиями, предоставленными им паспортами граждан РФ. Мы также можем вспомнить и исторические узы русских и осетин, объединяющие эти народы. Вполне вероятно, что перспективы данного территориального фрагмента, где живет около 20.000 человек, определяет и географический фактор. Он зажат между Грузией и Россией, которая считается стратегическим партнером и вполне вероятно, что его развитие и в дальнейшем по-прежнему будет связано с РФ.

 

Несмотря на то, что многие склонны сравнивать Южную Осетию с Абхазией, положение Абхазии отличается от положения Южной Осетии. Абхазы склонны ценить свою независимость. Тесное сотрудничество с Россией обуславливается неизбежной политической и территориальной необходимостью. Предпринимаются попытки опереться на свою диаспору в Турции, ведется поиск альтернативных партнеров и союзников. Реструктуризация экономики и политическая стабильность могли бы генерировать определенные средства для Абхазии, которая смогла бы продолжать развивать свой проект независимости и уменьшать оказываемое на нее Россией влияние. Иная ситуация сложилась в Нагорном Карабахе, который de facto является частью Армении. Как ни странно, в этом году парламент Армении не включил в повестку дня вопрос о независимости Нагорного Карабаха и это еще более усиливает предположение о том, что Армения рассматривает Нагорный Карабах как часть своей территории. Институции Нагорного Карабаха функционируют в соответствии с моделью Армении, получают политическую, экономическую и военную поддержку лишь от Армении и данное положение дел могли бы фундаментально изменить лишь (a) широкомасштабные военные действия либо (b) изменения в отношениях между Арменией и Азербайджаном, на которые оказывали бы давление крупные державы. Но пока что такое давление не оказывается, а процесс переговоров протекает вяло. Совершенно иной сценарий может сложиться в Приднестровье. Приближение Молдовы к ЕС несомненно оказывает положительное влияние на экономику и социальное развитие государства . Открывающиеся возможности манят жителей Приднестровья. Сам конфликт уже давно погас. Если в Южной Осетии либо в Абхазии интенсивная фаза конфликта продолжалась в 2008 году, а в Нагорном Карабахе перестрелки ведутся и по сей день, то патриоты Приднестровья стареют и новое поколение сталкивается с новыми испытаниями и возможностями, которые может предоставить европейская ориентация Молдовы. Экономические санкции Москвы в отношении Молдовы лишь еще сильнее меняют ориентацию ее экономики в сторону движения в европейском направлении, и развитие Приднестровья тоже будет изменяться в европейском направлении. Даже Россия не признает независимость Приднестровья, поэтому самостоятельное развитие в самостоятельном направлении невозможно ни политически, ни практически.

 
Caucasus Times: После распада Советского Союза и обретения независимости страны Балтии проявляли большую активность в Кавказском регионе. В 1990-е гг. во всех трех балтийских государствах действовали парламентские группы в поддержку Чечни . Представители Эстонии, Литвы и Латвии были весьма активны в обсуждении северокавказской повестки дня в ПАСЕ. В 2000-е гг. в фокусе внимания Таллинна, Риги и Вильнюса оказалась Грузия. В этом плане можно вспомнить работу эстонского экс-премьера Марта Лаара в качестве советника Михаила Саакашвили . В этом ряду также участие балтийских лидеров в знаменитой акции грузинского президента во время августовской войны, литовскую инициативу «3+3», а также резолюцию Сейма Литвы, признающего Абхазию и Южную Осетию «оккупированными территориями» . Чем, на Ваш взгляд, объясняется такая активность (притом, что страны Балтии не граничат с Кавказом)? И принесла ли она зримые дивиденды Эстонии, Латвии и Литве? То, что не улучшила отношения с Россией — это более или менее очевидно.

 
Г.Я.: Вы очень правильно заметили, что страны Балтии достаточно активны в Кавказском регионе. Наша внешняя политика прошла несколько этапов, в течение которых изменялась и роль Кавказа. Между нами есть определенные исторические связи, которые объединяют страны Балтии и Кавказ. Согласно историческим источникам, на рубеже XIX-XX веков «из 200 тыс. Жителей Тифлиса целых 7 проц. составляли литовцы, латыши, эстонцы и поляки». По сравнению с другими местами Российской империи, Закавказье было гуще всего заселено литовцами. Количество литовцев особенно возросло во время Первой мировой войны. Имеются подсчеты, согласно которым в 1914-1918 годах на Кавказе было несколько тысяч литовских солдат. Конечно, исторические связи не оказывают большого влияния на нашу современную внешнюю политику, которая, в сущности, может основываться на нескольких аспектах: это членство стран Балтии в ЕС и в НАТО, роль России и идеализм.

 

Я бы назвал нашу внешнюю политику на Кавказе идеалистической и политикой ценностей, так как ее практическая польза или попытки обуздать Россию не особо результативны. Провозгласив свою независимость, мы фактически поддержали стремления Чечни к независимости. Это отразило сантименты и симпатии небольших государств к народу Северного Кавказа, который стремился к свободе и хотел самостоятельно решать свое будущее. Позднее страны Балтии стали уделять основное внимание решению своих собственных внешних и внутренних проблем. Интеграция в НАТО и в ЕС узурпировала приоритеты нашей внешней политики и к упоминаниям о Кавказе мы вернулись лишь в 2002-2003 годах. Стремясь получить членство в ЕС и в НАТО мы пытались предложить некое дополнение к альянсам, а именно свою экспертную оценку постсоветского пространства. С одной стороны, мы пытались позиционировать себя в качестве экспертов постсоветского пространства в трансатлантической зоне, и с другой стороны, в качестве носителей европейских ценностей на Кавказе. В то время не были заметны конкретные балтийские интересы. Мы не уделяли особого внимания Кавказу и пытались поддерживать тесные отношения и с другими постсоветскими странами. Позднее, став членами ЕС и НАТО, страны Балтии поняли, что появились новые инструменты и рычаги, которые можно использовать в своих целях. Были инициированы новые программы сотрудничества, сформировался термин Восточного соседства, который детерминирует стремления ЕС в Восточном направлении. Иными словами, став членами ЕС/НАТО, мы начали специализироваться в постсоветском пространстве и Кавказ стал одним из тех плацдармов, на которых мы стремились передать европейские ценности и увеличивать роль ЕС/ НАТО.

 

При увеличении роли ЕС/ НАТО мы столкнулись с Россией, которая имеет свои традиционные интересы на Кавказе. Под воздействием политической динамики (напр., война 2008 года), также менялись и интересы стран Балтии. Начались разговоры об энергетических ресурсах Каспия, о стремлении остановить Россию, о решении конфликтов на Кавказе и о необходимости усилить роль ЕС/ НАТО в данном регионе. Надо признать, что идеалистическая попытка пропагандировать западные и демократические ценности per se во всем Кавказском регионе столкнулась с серьезными препятствиями, которые мы не хотели замечать. Это государства с различной политической культурой, институционным укладом и взглядом на политические процессы. Внешняя политика стран Балтии на Кавказе является идеалистической, поэтому о ее пользе мы можем говорить только с позиции ценностей. Отношения с Россией однозначно не улучшились, конфликты в Южной Осетии, Абхазии и в Нагорном Карабахе остались нерешенными, политическая стабильность в Грузии, Армении и в Азербайджане остается сомнительной, возможность обеспечения энергоресурсами Каспия остается туманной. Наша торговля со странами Южного Кавказа минимальна, например, экспорт Литвы в Азербайджан составляет 0,11 проц. от общего экспорта Литвы, а импорт — 0,01 проц. общего импорта Литвы. Похожие цифры и с Грузией, экспорт составляет 0,11 проц., а импорт — 0,06 проц. В случае Армении экспорт составляет 0,03 проц., а импорт — 0,004 проц. Это общие тенденции всего ЕС. Торговля ЕС со странами Восточного партнерства не превышает 1 проц. от всей внешней торговли ЕС, хотя доля ЕС во всем торговом обороте стран Восточного партнерства составляет около одной трети их внешней торговли.

 

Caucasus Times: В предыдущем вопросе мы затронули общие подходы балтийских стран к Кавказскому региону. А есть ли серьезные различия (или хотя бы важные нюансы) в позициях Таллинна, Риги и Вильнюса на этом внешнеполитическом направлении? И если да, то в чем конкретно они выражаются?

 
Г.Я.:. Страны Балтии небольшие, но они отличаются друг от друга. Динамика нашей внутренней политики иногда обуславливает внутренние разногласия, однако в вопросах внешней политики и в вопросах политики безопасности (особенно в отношении Кавказа) мы придерживаемся единого мнения. Позиция и политика стран Балтии на Кавказе совпадают. Между нами нет существенных различий. Мы единогласно стремились укреплять роль ЕС при решении конфликтов в Южной Осетии и в Абхазии после войны 2008 года, мы активно поддерживаем сотрудничество Армении, Азербайджана и Грузии с ЕС и с НАТО. Мы поддерживаем членство Грузии в ЕС/НАТО и одинаково скептически относимся к роли России в конфликтах на Кавказе. Как я уже говорил ранее, мы являемся небольшими странами, поэтому между нами происходит внутренняя конкуренция в отношении помощи Кавказу, однако она не имеет решающего значения и не ведет к существенным разногласиям.

 
Caucasus Times: У Вас имеется практический опыт работы на Южном Кавказе. Что на Ваш взгляд, сегодня так остро не достает для урегулирования конфликтов в этом регионе? Какие институты стоит в большей степени задействовать? Какие структуры, напротив, себя не оправдали?

 

Г.Я.: Да, я работал в миссии мониторинга ЕС в Грузии и принимал непосредственное участие в урегулировании грузино-югоосетинского конфликта . Я хотел бы предложить несколько рецептов, которые могли бы помочь в урегулировании конфликтов. Во-первых, необходима интернационализация таких конфликтов. Миссия мониторанга ЕС не имеет возможности выполнять свои функции в Абхазии и в Южной Осетии, поэтому необходимо создать условия для того, чтобы наблюдатели данной организации могли попасть в Цхинвали и в Сухуми. Можно рассматривать вопрос о предоставлении мандата ООН либо миссии ОБСЕ, чтобы привлечь большее количество стран для решения конфликтов при помощи более разнообразных экспертиз и подходов. Нагорный Карабах вообще является terra incognita и минимальный мониторинг ОБСЕ не помогает решить сложившуюся ситуацию. Ухудшившаяся ситуация в области безопасности в Карабахе лишь побуждает всех еще раз подумать об этом конфликте и начать принимать конкретные меры.

 

Второе, необходимо более активно привлекать все стороны конфликта к процессу примирения и переговоров. На мой взгляд, их маргинализация (напр., осетин либо абхазов) не дает никакой пользы и таким образом теряется реальная возможность расширять инициативы по примирению. Третье, необходимо более интенсивно вести сами переговоры и использовать определенные средства политического либо экономического давления. Конфликт является болезненной проблемой, при которой страдают все стороны конфликта, происходит потеря территорий, погибают люди. Здесь необходимо делать уступки, понимать реальную ситуацию и достигать компромисса — а ведь всего этого так не хватает при решении конфликтов на Южном Кавказе. Четвертое, не хватает регионального подхода к решению самих конфликтов и более весомого вклада самих стран данного региона в урегулирование конфликтов. Международные организации не являются всесильными, поэтому определенные региональные инициативы на различных уровнях могли бы ускорить процесс достижения мира и внести свой вклад в урегулирование конфликтов.

 

Примечания:

 

[1] Военная академия
Литвы была создана по решению Сейма в 1994 году. Через 4 года получила имя
генерала Йонаса Жемайтиса (1909-1954), одного из лидеров литовского
антисоветского движения в 1940-х годах.

 

[2] Вильнюсский университет – один из
старейших вузов Восточной Европы, был основан в 1579 году. Сегодня имеет 12
факультетов, 7 институтов, 4 исследовательских центра, богатую библиотеку. См.:
http://www.vu.lt/en/about-us/facts-and-figures

 

[3] Институт Гарримана был основан в 1946 году для изучения Советского Союза на
базе Колмубийского университета при  поддержке Фонда Рокфеллера. Изначально назывался Русским институтом. В
настоящее время исследует проблемы постсоветского пространства, стран Восточной
Европы и Балкан.

 

Университет Крейтона- вуз, основанный
Обществом Иисуса (иезуитами) в 1878 году. В настоящее время в нем обучаются
порядка 8 тысяч студентов.

 

[4] Проект договора о
союзничестве и интеграции поступил от российской стороны депутатам парламента
Абхазии 13 октября 2014 года.

 

[5] Тибилов Леонид (род.
в 1952 году)- третий президент Южной Осетии с апреля 2012 года.

 

[6] Молдова подписала Соглашение об Ассоциации с Евросоюзом 27 июня 2014 года. Оно предусматривает вхождение в зону углубленной и всеобъемлющей свободной торговли Европы.

 

[7] В латвийском
парламенте (созыва 1995-1998 гг.) была создана парламентская группа поддержки
Чечни во главе с  депутатом Юрисом
Видиньшем. В октябре 1999 года эта парламентская группа была реанимирована уже
в новом созыве Сейма Латвии (1998-2002). В 1998 году в Вильнюсе было
зарегистрировано «Культурно-информационное представительство Чеченской
Республики Ичкерия», выполнявшее представительские функции. В 2003 году
«представитель Ичкерии» Аминат Саиева получила литовское гражданство. В ноябре
1999 года парламент Эстонии принял специальное заявление «О положении в Чечне»,
в котором осуждались российские действия в этой республике. В парламенте созыва
1999-2003 гг. действовала депутатская группа поддержки Чечни во главе с
Андрусом Херкелем.

 

[8] Лаар
Март (род. в
1960 году) — эстонский политик, премьер-министр Эстонии в 1992 — 1994 и в 1999-
2002 гг. Начиная с мая 2006 года, выполнял функции советника грузинского
президента Михаила Саакашвили. Эта миссия была поддержана на официальном уровне
МИД Эстонии.

 

Саакашвили Михаил (род. в 1967 году)-
третий президент Грузии, начиная в 2004-2013 гг.

 

[9] Инициатива
«3+3» была официально предложена в сентябре 2003 года во время визита в Армению
Грузию президента Литвы Роландаса Паксаса (отстраненного в результате
импичмента 6 апреля 2004 года). До этого неофициальным порядком идею озвучил
спикер парламента Литвы Артурас Паулаускас (занимал кресло спикера в 2000-2004
гг., а затем в ноябре 2004- апреле 2006 гг.). 1 июня 2010 года Сейм Литвы
принял резолюцию «О ситуации в Грузии» (при 55 голосах «за», 9 «против» и 23
воздержавшихся). Это был первый документ, принятый страной-членом ЕС, в котором
было зафиксировано понятие «оккупированные территории» применительно к Абхазии
и к Южной Осетии.

 

[10] Миссии мониторинга ЕС по
Грузии   (EUMM) начала
функционировать в октябре 2008 года. Подробнее о ее деятельности см.: http://www.eumm.eu/

 

 

 

Интервью с Гражвидасом Ясутисом подготовлено для Caucasus
Times Сергеем Маркедоновым, доцентом кафедры зарубежного регионоведения и
внешней политики Российского государственного гуманитарного университета,
экспертом Российского совета по международным делам.