Горский этикет против митингов и голодовок , но за коррупцию и произвол властей
СЕВЕРНАЯ ОСЕТИЯ, 5 сентября, Caucasus Times — Народные обычаи и традиции и по сей день сохраняют свое значение и силу. Строгость следования правилам поведения, складывавшихся на протяжении веков, в значительной мере определяет весь строй жизни многих народов Северного Кавказа. Понимая, что горский этикет, несмотря на всю свою ритуализированность и архаичность, остается живым и авторитетным источником общественной и индивидуальной морали, власти Северной Осетии цинично используют его как инструмент борьбы с инакомыслием и критикой в свой адрес.
Своих оппонентов чиновники Северной Осетии, не задумываясь, обвиняют в нарушении адата (адат — совокупность обычаев и народной юридической практики в самых разнообразных сферах имущественных, семейных и т. п. отношений). Именно таким образом неоднократно пытались заткнуть рты родственникам бесланских жертв и потерпевшим. Поразительно, как бывших заложников и их родных, которые добивались объективного расследования теракта, убеждали в том, что открытое проявление своих чувств идет вразрез с традицией.
Так, глава администрации Беслана Владимир Ходов вскоре после бесланской трагедии, когда комитет Матери Беслана только набирал ход и наводил страх на местных и федеральных политиков, опубликовал статью «Горе должно быть тихим», которую охотно поддержали и разрекламировали многие местные политики.
Мэр Беслана упрекал женщин, создавших комитет «Матери Беслана», чтобы добиться объективного и справедливого следствия по делу о захвате школы, в том, что они ведут себя вопреки традиции, предписывающей осетинской женщине молча и в одиночестве лелеять свое горе. Если логически развернуть этот тезис, то получается, что женщина не вправе требовать возмездия для убийцы, который лишил жизни ее ребенка на ее же глазах. На что же она имеет право? Вероятно, лишь на терпение и молчаливое согласие с ложью, которую до сих пор пытаются выдать за правду!
Действительно, адат указывает женщинам (впрочем, и мужчинам) проявлять сдержанность в выражении своих эмоций, но это никогда не было равно отсутствию собственного мнения и возможности его высказать. В республике широко известен случай из новейшей осетинской истории, который имел место во время Великой отечественной войны. Женщины, жены, чьи мужья ушли на войну, приняли смелое и даже дерзкое решение — они вошли в одно из главный мест Осетии – Святую рощу Хетага, куда до этого вход женщинам был строго запрещен. Там они вознесли молитву за своих мужей. И это не стало предметом для порицания. Наоборот, их удивительный поступок явился прецедентом, и теперь женщины имеют право находиться в роще Хетага наравне с мужчинами. В этой ситуации горе не было тихим. Оно, напротив, взорвало казавшийся незыблемым порядок жизни и изменило его. Ритуал отступил в сторону там, где явили себя любовь и страдание.
Горе должно быть тихим? Давайте, кроме всего прочего, вспомним о традиционных осетинских похоронах, которые не проходят без участия женщин–плакальщиц. Плач стоит такой, что о постигшей родственников беде слышно далеко вокруг.
Понятно, что на людей, чьих детей сожгли живыми, упреки в чрезмерной активности и не произвели не малейшего впечатления. Однако обыватель вполне проникся людоедской логикой властей. Бесланским женщинам голодавшим у здания правительства во Владикавказе, пришлось выслушать немало обвинений в свой адрес от прохожих. Те упрекали женщин, потерявших детей, в отсутствии стыда. Видимо, горский этикет в его осетинской версии накладывает жесточайший запрет на митинги и голодовки, но одобряет коррупцию, произвол, социальное неравенство и, вообще, предписывает любить всякую власть, чтобы она не творила. Только так, мне кажется, можно понять поведение знатоков адата, когда они вместо того, чтобы обратить свое негодование на власть, которая не желает ответить на вопрос «как погибли дети?» считают нравственным подвигом прилюдно позорить женщин. Требовать правды стыдно? Но не стыдно превращать республику в болото воровства и безысходности, из которого бежит молодежь. Это, видимо, в рамках осетинских традиций.
Северо-осетинское общество атомизировано, разобщено по ряду признаков (социальных, этнических, географических и др.), не связано едиными интересами. К этой разобщенности власть приложила руку. Чем меньше люди связаны между собой, тем дальше опасность, что они сообща предъявят претензии бездарной власти. Пусть лучше они упражняются во вражде и ненависти друг к другу, нежели осознают себя единым общественным организмом, ощутившим свою силу и право участвовать в жизни страны наравне с государственными институтами.
Беслан стал своего рода моментом истины для республики, он обнажил все скрытые язвы сегодняшнего североосетинского общества, которое так и не сумело объединиться после теракта. Большинство осталось равнодушным к трагедии, сознательно отстраняло себя от чужой беды. Множество людей посчитали, что захват школы и массовая смерть заложников к их личной жизни не имеют ни малейшего отношения. Я наблюдал помпезную свадьбу на улицах Владикавказа спустя буквально несколько дней после теракта.
Спустя три года после теракта, Беслан продолжает изнывать от боли и лжи, в это же время, во Владикавказе ничего не напоминает о днях траура, кроме выпусков местных новостей. И никакой транспорт на улицах не останавливался, пока в спортзале кричали женщины, в кафе и ресторанах продолжала играть музыка, пока на бесланском кладбище зачитывали имена погибших.
Об этом не хочется говорить вслух, но в самом Беслане, слово «потерпевший» стало оскорбительным. Оно используется как унизительная кличка теми, кто не пострадал в теракте, чьи сердца залила зависть (им столько внимания, денег, поездки заграницу!). И, похоже, такая ситуация никого не коробит.
Когда вдруг к акциям бесланцев присоединялись жители из других районов и населенных пунктов республики, их незамедлительно осыпали бранью. Дескать, не их это дело, не их трагедия, и протестуют они лишь в собственных интересах. То есть, изначально, по мнению обывателя, трагедия должна была быть жестко локализована, замкнута границами самого города. Но почему житель Осетии, осетин, и, вообще, любой гражданин России не имеет права протестовать против террора и действий силовых структур, приведших к огромным жертвам среди заложников?
Второй пример. В связи с годовщиной трагедии учебный год перенесен с 1-го сентября на 5-е, но только в Беслане. Почему? В то время, когда бесланцы вновь и вновь переживают те страшные дни, когда весь маленький город корчится от горя и боли, под боком во Владикавказе праздник, тысячи детей в праздничных одеждах идут на занятия с цветами. Неужели это так важно, пропустить четыре учебных дня! Наши соседи проявили удивительное сострадание и чуткость. В соседней Кабардино-Балкарии День республики, традиционно проходивший 1-го сентября, отмечается теперь 7-го из солидарности с жителями Беслана.
6 сентября 2004 года на новом, только выкопанном кладбище Беслана шел ливень. Хоронили сотни людей. Смешалось все — земля, вода, слезы и кровь. Здесь же, на быстро собранной сцене выступали приехавшие из Москвы чиновники. «В единстве сила!», — кричали они в микрофон, стоя под зонтиками. Ни один человек не смотрел в их сторону. Я им уже тогда не верил.
