Арчил Сихарулидзе: Грузия признает историческую роль абхазов в построении грузинской государственности
Сихарулидзе Арчил Теймуразович, со-основатель и исполнительный директор Центра исследований системной политики, редактор Грузинского журнала системной политики. Докторант политических наук в Тбилисском Государственном Университете имени Иване Джавахишвили.
Интервью с Арчилом Сихарулидзе подготовлено для Caucasus Times Сергеем Маркедоновым, кандидатом исторических наук, доцентом Российского государственного гуманитарного университета.
1. С.М.: Прошло десять лет с момента событий, которые кто-то называет «пятидневной войной», кто-то «горячим августом», а кто-то конфликтом России и Грузии. Как сегодня в Вашей стране оценивают их? Можно ли говорить о неких точках консенсуса по этому вопросу или мы можем говорить только о разбросе мнений? Хотелось бы, если можно, рассмотрения нескольких уровней: политические круги, общественное мнение, искусство (кино и литература), СМИ.
А.С.: Если просмотреть историографию Грузии, в том числе и новейшую, то можно с уверенностью говорить о том, что в стране практически нет консенсуса по очень многим важным событиям. К примеру, зарождение и конец т.н. «первой республики», правление Звиада Гамсахурдиа. Уже идет переоценка президентства Эдуарда Шеварднадзе. Вообще, можно открыто говорить о том, что как в России, так и в Грузии история является скорее предметом политической манипуляции, нежели академических изысканий.
Следовательно, и по вопросу «августовской войны» нет одного укоренившегося восприятия произошедшего. Конечно, есть согласованное мнение касательно российского участия в процессах и об имперских настроениях в Кремле в целом, однако дьявол кроется в деталях, и тут уже исторический сказ значительным образом отличается.
Представляется, что грузинский политический истеблишмент поделён на три части:
1.«Победоносцы» – к этому кругу людей относятся идейные последователи Михаила Саакашвили и партии ЕНД (Единое национальное движение). Сразу же после войны уже бывший президент страны Саакашвили попытался представить августовские процессы, как не поражение, а стратегическую победу. По этой логике, Грузия потерпела поражение и потеряла контроль над значительной частью своих территорий, однако, она смогла «снять маску» с кремлевского режима. Весь мир лицезрел имперские мотивы России. И «цивилизованный мир» обязательно предпримет шаги с целью восстановить справедливость и наказать Москву. «Победоносцы» полностью отрицают какую-либо причастность грузинской стороны к развязыванию военных действий.
2. Центристы – грузинский меценат, политик и бизнесмен Бидзина Иванишвили, партия «Грузинская мечта» и их приверженцы. После парламентских выборов 2012 года, Иванишвили открыто заявил о том, что Грузия начала войну – т.е. она первой открыла огонь. Тут же, правда, он заявил и о провокациях со стороны российских представителей. Эта группа людей признает роль России в войне, но также указывает и на значительные просчеты со стороны Тбилиси. В последнее время риторика была слегка смягчена, и о «начале» Грузией войны уже открыто не говорится, поскольку это может быть использовано оппонентами для обвинения «Грузинской мечты» в продвижении т.н. российского нарратива.
3. «Пораженцы» – Нино Бурджанадзе и другие т.н. пророссийские силы. Пророссийскими они называются в первую очередь потому, что открыто критикуют Саакашвили и делают акцент на ошибках, допущенных грузинской стороной, что конечно же, сильно раздражает те политические и общественные круги, которые хотели бы свалить всю вину на Москву. Также они критически смотрят на возможность интеграции Грузии в НАТО, что является чуть ли не кощунством для т.н. либеральной элиты.
В Грузии политика неотделима от общества. Поэтому, политический климат полностью отражает настроения в самом обществе. На сегодняшний момент доминирование «Грузинской мечты» подтверждает желание большей части общества найти общий язык с северным соседом. Однако, консенсус о том, что Россия активно поддерживала и поддерживает сепаратистские настроения в Абхазии т.н. Южной Осетии, существует.
В массовой культуре я бы выделил два кинематографических произведения – это грузино-американский пропагандистский фильм американского режиссёра Ренни Харлина «Пять дней августа», снятый в 2011 году, и фильм грузинского режиссёра Дито Цинцадзе «Герой Шиндиси», посвященный боестолкновению 11 августа в селении Шиндиси второй пехотной бригады ВС Грузии с российским батальоном. Бой длился около часа, и из-за численного и технического преимущества победа оказалась за российскими военными. Выжить в бою посчастливилось лишь пятерым грузинским военным. Фильм выйдет в свет в августе этого года.
2. С.М.: После того как Москва признала независимость Абхазии и Южной Осетии, в Грузии появилось законодательство об «оккупированных территориях». И ранее это понятие было частью грузинского нарратива, даже в заявлениях парламента оно звучало. Но после 2008 года речь идет о детализированном и систематизированном законодательстве. Как сегодня в Грузии оценивают вопрос о прямых контактах с абхазами и осетинами? Осознается ли его важность? Или доминирующий взгляд — это то, что Тбилиси противостоят марионетки России? Можно ли говорить о различии грузинских подходов к Абхазии и к Южной Осетии? Если да, то в чем суть таких различий?
А.С.: Тут следует упомянуть о двух подходах к урегулированию конфликтов: первый строится на принципе «Запад нам поможет». Он упирается на поствоенные слухи о том, что уже бывший глава Государственного департамента США Кондолиза Райс не раз заявляла Михаилу Саакашвили, что Вашингтон поможет Тбилиси вернуть Абхазию и Цхинвали, но для этого нужно терпение, и через одну или две декады цель будет достигнута. Следовательно, Грузии надо просто придерживаться принципиального подхода к вопросу – быть с Западом и не идти на компромисс с марионеточными «наместниками» Москвы в Сухуми и в Цхинвали.
Также Грузия должна продолжить процесс демократизации и интеграции в соответствующие институты. Частью этого мышления и был закон об «оккупированных территориях»; т.е. бескомпромиссная борьба со всеми, кто не разделяет взгляды Тбилиси и ожидание момента, когда Запад, в частности США, вернут Грузии частично признанные республики.
Второй подход можно сформулировать, как «действовать вместе с Западом». Опять же, роль стратегических партнеров Тбилиси очень велика, но пока страны Запада «принуждают» Россию отказаться от поддержки Сухуми и Цхинвали, Грузия должна активно работать с населением этих регионов. Люди, разделяющие этот подход, осознают, что каждое новое поколение все больше и больше дистанцируется от Тбилиси, и может настать день, когда даже без России будет практически невозможно их интегрировать, поскольку население не будет желать этого. Население сепаратистских регионов не будет иметь ничего общего с Грузией ни в политическом, ни в экономическом, ни социально-культурном измерении.
Принцип «Запад нам поможет» доминировал в период президентства Михаила Саакашвили, особенно в последние годы. Саакашвили и его команда сумели настолько укоренить в обществе мысль о том, что любая «подачка» может оказаться фатальной и привести к признанию Абхазии и т.н. Южной Осетий международным обществом, что сейчас очень тяжело сменить эту пластину на более сбалансированную. И это несмотря на то, что идея настраивания прямых связей с населением сепаратистских регионов поддерживается большинством населения страны и даже стратегическими партнерами. Т.е. осознание есть, однако правительство опасается возможного резонанса и разлома шаблонов. Ведь это может быть использовано силами, которые до сих пор верны идеям и подходам правительства Саакашвили.
И под конец надо упомянуть о том, что грузинская политика по урегулированию конфликтов в Абхазии и в Цхинвали изначально отличались. Грузинская сторона всегда признавала историческую роль абхазов в построении грузинской государственности и идентичности. Тбилиси был готов признать абхазский язык вторым государственным. Есть четкое понимание того, что абхазское общество существует и имеет соответствующий вес. То же самое нельзя сказать о ситуации в Цхинвали.
3. С.М.: Немецкий историк Карл Хампе заметил когда-то, что «история не знает слова если». Однако вариативность в истории еще никто не отменял, различные сценарии рассматриваются и профессиональными исследователями прошлого, и журналистами. Представим себе, что постсоветская Грузия строит свою национальную государственность с чистого листа. Какие ошибки Вы бы порекомендовали избежать для предотвращения конфликтов? И какие возможности имелись для успешной интеграции Абхазии и Южной Осетии? И, пожалуй, самое главное. Какие шаги Вы считаете критически ошибочными для Тбилиси с позиции сегодняшнего дня? Как те, что были сделаны в 2008, так и в 1991-1992 годах.
А.С.: Для меня как ученого тяжело судить о том, что могло быть, а чего не должно было быть в прошлом. В то же время я бы выделил несколько важных моментов, которые, по моему мнению, критически повлияли на развитие событий.
В первую очередь, конечно, я бы предостерег от проведения грубой национальной политики. Несмотря на то, что этнические грузины составляют большую часть населения, в стране проживали и проживают многие другие этнические группы, которые на протяжении столетий вносили свой вклад в построении нашей государственности и идентичности. Следовательно, политика Гамсахурдиа была априори губительной. Грузия должна была быть построена по гражданскому принципу. Также, думаю, было бы неплохо, если бы грузинское общество задумалось о том, насколько толерантным оно является. О толерантности Грузии идут легенды, но некоторые архивные материалы указывают на то, что в свое время не все было так гладко, как об этом нам любят твердить.
Я не могу выделить какие-то конкретные инициативы, которые могли бы предотвратить конфликты или же привести к их позитивному для всех сторон разрешению. Дело в том, что изначально ни одна сторона не хотела сдавать позиции. Это была «нулевая игра», в которой были явные победители и проигравшие. В то же время, я должен обязательно упомянуть переговоры, которые велись с администрацией бывшего президента т.н. Южной Осетии Эдуарда Кокойты в 2004-2005 гг.
Бывший министр Грузии по урегулированию конфликтов Георгий Хаиндрава до сих пор верит, что если бы не попытки Саакашвили добиться всего сразу же, Тбилиси и Цхинвали могли договориться об урегулировании конфликта. Хаиндрава считает, что эта уникальная возможность была упущена. Также ходят слухи о том, что были инициативы и со стороны абхазов, но грубая и агрессивная риторика внутреннего круга «советников» Саакашвили свела все на нет. Что же касается критических ошибок, думаю, что война 2008 года просто подчеркнула уже давно сложившуюся ситуацию. Она может быть отражена следующим образом: Тбилиси не контролирует сепаратистские регионы, которые имеют тесные связи с Москвой, и Кремль является частью конфликта, а не наблюдателем. Следовательно, считаю, что политика Грузии в 1991-1992 годах была ключевой. Именно в этом промежутке времени были допущены непростительные ошибки.
4. С.М.: В 2018 году мы «отмечаем» еще и десятилетие разрыва дипотношений между Грузией и Россией. Однако мы видим, что интерес к нормализации существует. Как бы Вы оценили этот процесс? Что (или кто) ему мешает, с Вашей точки зрения?
А.С.: Стремление к нормализации отношений с Москвой всегда присутствовало в рядах грузинского общества. В этом нет ничего нового. Напомню, что еще в 2004 году, после досрочных выборов, новоиспеченный президент Саакашвили в первую очередь посетил Москву. Думаю, он искренне желал выстроить новую модель российско-грузинских отношений. Однако, своего рода попытка перезагрузки российско-грузинского диалога провалилась.
Схожие надежды на перезагрузку 2.0 были после парламентских и президентских выборов в 2012 и 2013 годах соответственно. Многие в Грузии надеялись, что коалиция «Грузинская мечта», ведомая грузинским бизнесменом Бидзиной Иванишвили, сумеет учесть ошибки прошлого и наконец-то пробить стену разногласий. К сожалению, сегодня все больше и больше людей убеждаются в том, что это практический невозможно. Думаю, что точно такие же настроения преобладают и в Москве. Именно этим и обусловлен факт доведения научно-культурных мероприятий между представителями двух государств до минимума.
Сегодня можно уже открыто говорить, что мы вновь уперлись в стену. Это в первую очередь результат неправильных ожиданий. Как с грузинской, так и с российской стороны есть ожидания того, что «нормализация» должна привести к прорыву на уровне разрешения конфликтов в Абхазии и т.н. Южной Осетии. Эти ожидания изначально неверны. Ожидать от Тбилиси признания частично признанных республик как полноценных субъектов международных отношений просто бессмысленно. Для Тбилиси жизненно важно, с точки зрения своей государственности, удержать сепаратистские регионы хотя бы де-юре под контролем центра. В то же время, Кремль не может отозвать признание этих субъектов уже только потому, что это будет сокрушительный удар по имиджу страны. Исходя из вышесказанного, целью нормализации должно быть поддержание научных, социальных, экономических и культурных связей; связей, которые могут однажды привести к желаемому всеми прорыву. Но этого прорыва может никогда и не быть, если между грузинским и российским обществом будет абсолютное отчуждение. Считаю, что как с одной, так и с другой стороны есть группы лиц, которые не заинтересованы в налаживании отношений между двумя странами. К примеру, не секрет, что в Грузии есть люди, которые видят страну частью абсолютно другой цивилизации – западной – и для них одна из возможностей наконец-то интегрировать Грузию в ее ряды – это оборвать все, что может потянуть Тбилиси обратно. В частности, оборвать культурные связи с Россией, уменьшить уровень знания русского языка и т.д.
Также есть люди, которые просто ненавидят северного соседа из-за исторических процессов или личной трагедии. То же самое, можно сказать и о состоянии в российском обществе. С одной стороны, мы видим желание выстроить отношения с Тбилиси, а с другой стороны, имеют место такие факты, которые априори вредят этому процессу. Например, дело Татунашвили или же неожиданное признание Сирией сепаратистских регионов Грузии. И причем это все произошло на фоне своеобразного якобы «потепления».
5. С.М.: Сегодня говорить о Кавказе вне фоновых факторов непросто. Горячее дыхание Ближнего Востока ощущается и в Грузии (ситуация в Панкиси, попытки террористов проникнуть в Тбилиси, Аджарию). Какие дилеммы это ставит перед Грузией? И можно ли, выстраивая успешную антитеррористическую политику, сотрудничать только с Западом, не выстраивая кооперации с Россией, даже поверх имеющихся конфликтов?
А.С.: Грузия уже давно стоит перед дилеммой государственной безопасности и территориальной целостности. Тбилиси рассматривает Россию как главную угрозу ее безопасности и поэтому зачастую не видит те изменения, которые имеют место быть в регионе и на международной арене в целом. В частности, вопросы антитеррористической политики всплыли лишь после того, как Тархан Батирашвили стал т.н. «министром войны», и выходцы из Аджарии в видеосообщении пригрозили Грузии вернуться на родину и освободить ее от «кафиров». Но и тогда, население не до конца осознавало, что эти процессы могут по-настоящему затронуть страну. И лишь в 2017 году, после того, как грузинские военнослужащие были вынуждены в столице провести антитеррористическую операцию, общество поняло, что кроме Кремля есть и другие не менее значимые угрозы. И на фоне этих вызовов мы вынуждены сотрудничать не только с теми политическими игроками, с которыми нам приятно, но и с Россией, хотим мы этого или нет.
Думаю, что у Грузии уже есть какие-то минимальные связи с российскими спецслужбами и сотрудничество на каком-то уровне имеет место быть. Однако расширение этого сотрудничества пока что невозможно. Т.е. Тбилиси осознает, что с Москвой надо сотрудничать в этой сфере, но сложившаяся ситуация в Абхазии и в т.н. Южной Осетии этого не позволяет. Пока что угроза не настолько велика, чтобы грузинское общество могло закрыть глаза «проступки» Кремля в угоду общей безопасности.
