Абхазия: выборный тест
МОСКВА, 22 августа, Caucasus Times. 24 августа 2014 года в Абхазии пройдут досрочные президентские выборы. И хотя сегодня основное внимание специалистов по постсоветскому пространству привлечено к событиям на юго-востоке Украины, ситуация в частично признанной республике представляет значительный интерес, как с точки зрения внутриполитической абхазской динамики, так и асимметричных взаимоотношений между Сухуми и Москвой. Какие интриги заключены в нынешней кампании? Каких последствий можно ожидать от ее итогов?
После того, как 1 июня нынешнего года третий президент республики Александр Анкваб покинул свой пост, мотивируя это решение необходимостью сохранения гражданского мира и политической стабильности, ситуация в Абхазии «вошла в берега». Центральная избирательная комиссия, ведущие политические силы и деловые круги стали готовиться к внеочередным выборам. Была определена дата будущего голосования, а затем и основные претенденты.
С того момента, как осенью 1993 года вооруженный грузино-абхазский конфликт завершился и на обломках (не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова) бывшей Абхазской АССР началось строительство постсоветской де-факто государственности, в Абхазии досрочные выборы никогда не проводились из-за ухода действующего президента в отставку. В 2011 году жители республики были вынуждены досрочно избирать своего главу из-за ухода из жизни Сергея Багапша, при котором Абхазия получила признание со стороны России, а с ним и новый комплекс проблем взамен имевшихся старых. Опасность военной «разморозки» конфликта со стороны Тбилиси была фактически сведена к нулю. Но при этом запрос на самостоятельную государственность вступил в противоречие с растущей зависимостью республики от Москвы. И это сложное противоречие было передано по наследству от Сергея Багапша его преемнику Александру Анквабу.
Ушедшего в отставку абхазского президента с полным основанием можно было бы назвать «поздним дебютантом». Его выход на первые роли в абхазской политике затянулся. Этому во многом мешали его взаимоотношения с «отцом-основателем» постсоветской Абхазии Владиславом Ардзинбой. Отсюда и ограничения, налагаемые республиканским «Законом о гражданстве». Согласно ему в президенты можно выдвигаться только гражданину республики, прожившему на ее территории не менее пяти лет до выборов. Как следствие, пропуск двух избирательных гонок в 1999 и в 2004 годах. Участие Анкваба в выдвижении Сергея Багапша в 2004 году невозможно недооценить. Но после смены главы республики он снова на годы оказался в тени, позиционируя себя, как человек команды, а не лидер. Однако все это не отменяло ни личных амбиций, ни представлений о том, как (и главное, кто) должен «наводить в республике порядок». Годы ожидания самой первой должности в Абхазии лишь обострили сложные комплексы относительно власти.
На третьего главу республики ложилась повышенная психологическая ответственность. Сложно принимать на себя власть, когда до тебя во главе Абхазии стояли такие непохожие друг на друга, но весьма незаурядные персонажи, как Владислав Ардзинба и Сергей Багапш. Без харизмы первого, возможно, нельзя было бы говорить о феномене постсоветской Абхазии со всеми ее плюсами и минусами. Второй же добился международного (пускай, и весьма ограниченного признания республики) и пытался, как умел сглаживать внутренние противоречия. Признавая неоценимый вклад Ардзинбы в военное сопротивление Тбилиси, в заслугу Багапшу следует отнести его умение сглаживать острые углы и противоречия, как внутри различных абхазских групп влияния, так и в отношениях с Москвой. Напомню, что в 2005 году Багапш принял республику, не как желанный и поддерживаемый Кремлем кандидат, а как оппонент власти. И принял ее в условиях раскола на «багапшистов» и «хаджимбистов» (сторонников Рауля Хаджимбы, являющегося сегодня одним из фронтменов абхазской оппозиции).
После нахождения во власти Сергея Багапша этот раскол, казалось, утратил свою актуальность. Однако сегодня он в несколько видоизмененном виде и вне привязки к двум ключевым персонажам актуализировался. Причин для этого несколько. Третий президент Абхазии, попав на первую позицию в республике, решил, что ею можно управлять так, как это делается в большой России. То есть на основе «вертикали власти». По словам Антона Очирова (литератора, переехавшего на постоянное жительство из РФ в Абхазию), «как президент, он стал управлять с помощью “контроля”. Поскольку существует план восстановления республики, в рамках которого выделяется российская финансовая помощь, Анкваб сосредоточил в своих руках управление и контроль над этими потоками». Но то, что хорошо для крупной ядерной державы, то не слишком адекватно для маленькой республики, где власть не может слишком высоко встать над народом и выстроить длинную дистанцию между собой и обществом, между властью и различными «группами влияния». Включая и родственников первого президента Абхазии, сохранивших свое влияние и после ухода Владислава Ардзинбы с политического Олимпа. В итоге оппозиция и, прежде всего, «Форум народного единства Абхазии» смогла аккумулировать недовольство властью.
Из этого уравнения, конечно же, нельзя исключать и российский фактор, хотя его и не следует рассматривать в качестве демиурга действительности. Как бы то ни было, а в Сухуми при Анквабе, несмотря на соблюдение всей необходимой пророссийской риторики и внешней лояльности случались неприятные для Москвы огорчения. В их ряду можно вспомнить и отказ от строительства дороги Сухуми-Черкесск, и нежелание разрешать продвигать работу «Роснефти» на черноморском побережье республики, и неготовность к либерализации рынка недвижимости для россиян (что обещал еще покойный Багапш, но процесс так и не тронулся с места при его приемнике). Довольно прохладно относились абхазские руководители при Анквабе к идее Ассоциации с Россией. Сама эта идея, активно продвигаемая советником президента РФ Владиславом Сурковым, была своеобразным ответом на политику ЕС на постсоветском пространстве. Назвать это стратегически проработанным курсом было бы неправильно. Политика Москвы в Евразии зачастую представляется не программированием, а реагированием на поступающие вызовы. Но подписание соответствующего документа об ассоциации с Тбилиси подталкивало Москву к какому-то ответу, призванному продемонстрировать уязвимость оппонентов России. В итоге актуализировалась формула Ассоциации, к которой внутри Абхазии крайне сложное отношение. В отличие от Южной Осетии в Сухуми не видят необходимости продвигать «объединительные процессы».
Сегодня среди экспертов (особенно в непубличных дискуссиях) распространено мнение о том, что негибкость Анкваба стала главной причиной его отставки. Думается, такой подход грешит односторонностью. В самом деле, Москва «не стала мешать истории свершиться», когда массовые акции в Сухуми привели к уходу третьего абхазского президента. Она просто просила оппозицию (имевшую немало поводов для недовольства) воздерживаться от массовых акций по возможности до окончания игр в Сочи, что и было сделано. На этом, кстати, оппоненты Анкваба также заработали определенное доверие у Москвы. Но помимо всего перечисленного выше и у Суркова, и у кремлевской администрации в целом были и другие резоны. Взять хотя бы опыт 2004-2005 года. У Москвы было и есть понимание, что западный вектор для Абхазии сегодня — нереальная альтернатива. До тех пор, пока кавказская политика США и Евросоюза будет зарифмована с территориальной целостностью Грузии, запроса на диверсификацию внешней политики в Сухуми не будет. При всяких иных раскладах, как говорится, возможны варианты. Но при сохранении в целом пророссийского вектора, Кремлю не так уж критически и важно, как будут звать хозяина президентского кабинета в абхазской столице. А если таковой хозяин будет при этом менее строптивым, чем его предшественник, то эта опция становится практически идеальной. Не будем сбрасывать со счетов и тот факт, что высокая политика делается не только первыми лицами, но и аппаратчиками, а среди различных «башен» Кремля есть исполнители, которые пережили неприятный опыт десятилетней давности. И для них уход Анкваба становится в некоторой степени компенсацией за былые потери.
Но какие бы цели и задачи ни преследовала Москва, основная интрига завязывается в самой Абхазии. Точнее сказать, несколько интриг. На сегодняшний день в республике трудно понять, где власть, а где оппозиция. Просто потому, что представители партии «Форум народного единства Абхазии», чей лидер, депутат национального парламента Рауле Хаджимба баллотируется в президенты, уже начали освоение чиновничьих кабинетов. Маятник идет в другую сторону. У Рауля Хаджимбы, как у главного бенефициария отставки Анкваба, на сегодняшний день очень высокие шансы на победу. И сегодня уход Анкваба рассматривается определенными группами в Абхазии, как попытка реванша неудавшегося преемника Ардзинбы в 2004 году. Впрочем, выборы ему еще предстоит выиграть, а противники (как показали) и недавние теледебаты, и общий ход кампании, настроены более, чем серьезно. «Старую власть» представляет Аслан Бжания, руководитель Службы безопасности. В качестве «третьей силы» могут рассматриваться Мираб Кишмария, министр обороны республики и экс-глава абхазского МВД Леонид Дзапшба. Обращает на себя внимание практически полное «засилье» силовиков в избирательной кампании. Они и раньше присутствовали на выборах (а в условиях непризнанной республики трудно ожидать доминирования врачей и учителей), но это участие компенсировалось представителями гражданских профессий. Думается, такие «силовые» акценты вызваны сложными геополитическими контекстами на постсоветском пространстве (растущее гражданское противостояние на Украине, подписание Грузией Соглашения об Ассоциации с ЕС). И хотя Ассоциация с Евросоюзом – это совсем не то, что получение Тбилиси ПДЧ (Плана действий по членству) в НАТО, в Абхазии многие шаги Грузинского государства воспринимаются совсем не в отстраненно-аналитическом ключе, а с некоторым эмоциональным перехлестом. Что объяснимо для общества, пережившего этнополитический конфликт и не вполне оправившегося от прошлых травм.
Однако какие бы итоги ни были получены на выборах, Абхазии важно решить несколько принципиальных задач. Во-первых, воздержаться от бурной интерпретации результатов голосования. В постсоветских республиках (с признанием или без него) крайне важно даже не то, как посчитают, а то, как будут интерпретированы выборы. Интерпретация итогов волеизъявления с эмоциональными и политическими перехлестами нередко приводила к гражданским конфликтам. И абхазскому политическому сообществу крайне важна солидарная социальная ответственность поверх имеющихся различий. Во-вторых, любому победителю очень важно продолжить условный «вектор Багапша», то есть ситуацию, когда выигравший претендент не получает все, а учитывает интересы проигравшей стороны. «Вертикаль» в маленькой республике не будет эффективной, напротив, она чревата конфликтами. В-третьих, любой триумфатор выборов, если он не хочет превратить республику в новый субъект РФ (а если продолжить курс по усилению экономической зависимости от российского бюджета и не заниматься саморазвитием, иного пути просто не будет), станет перед лицом поиска возможностей для повышения эффективности всего того, что имеется в Абхазии. Тогда сохраняется возможность для асимметричного союзничества с Россией при сохранении некоего особого статуса республики. В-четвертых, кто бы ни победил, он будет должен обратиться к «распутыванию» сложных узлов, как в вопросах имущественных отношений, так и статуса жителей Гальского района. Без укрепления правовых начал и общей идентичности жителей полиэтничной Абхазии республика будет оставаться уязвимой по многим вопросам. Впрочем, повестка дня будущего — это уже другая история. На носу же очередной тест на состоятельность.
