Станислав Белковский: Путин и Кавказ (Де-факто Чечня уже отделена от России)

Станислав Белковский президент института национальной стратегии, политолог
СТ: — Станислав Александрович, известно, что у Путина какая-то особая связь с Северным Кавказом. Он всегда очень нервно реагировал, когда речь заходила о Чечне. Почему, на Ваш взгляд, у человека достаточно холодного и уравновешенного, каким кажется Путин, вопросы, связанные с ситуацией в Чечне, вызывают такую взрывную реакцию?

СБ: Во-первых, потому, что в большой политике Владимир Путин – это порождение Северного Кавказа, сын кавказских гор. Он стал президентом благодаря чеченской войне, и победа или поражение в этой войне – едва ли не самый важный критерий оценки результатов деятельности Путина на президентском посту. Кроме того, Владимир Путин не склонен поддаваться иллюзиям. Будучи достаточно умным в бытовом отношении человеком, он прекрасно отдает себе отчет в том, что Северный Кавказ де-факто неподконтролен сегодня Кремлю, управляемость региона – чистый блеф. Он крайне боится, что пока он остается в своем кресле, на Кавказе произойдет нечто такое, что раз и навсегда перечеркнет «эпоху Путина» как период относительной стабильности в российской истории.

СТ: — У Путина, кажется, всегда было достаточно ясное понимание, что делать с Чечней, вне зависимости от того, являлось это понимание верным или нет. Ситуация быстро меняется, вызревают новые конфликты, старые распространяются по всему региону. Те подходы, в которых Путин был уверен, могут ли они оказаться действенными в изменившейся кавказской реальности?

СБ: Основной подход Владимира Путина ранее слагался из двух компонентов: первый – ликвидировать или нейтрализовать пассионарных популярных генералов, которые могли бы составить ему политическую конкуренцию. Тем самым он лишил возможности себя и российскую армию продолжать на Кавказе какие-то боевые действия и устанавливать там порядок военным путем. Вторая составляющая – Путин попытался найти близких ему по психологии чеченских и северокавказских лидеров, которые могли бы взять на себя всю полноту ответственности за стабильность в этом регионе, не втравливая его в решение конкретных мелких вопросов. Такая иллюзия стабильности с точки зрения Владимира Путина гораздо важнее реальной стабильности, иллюзия контроля важнее реального контроля. Одним из лидеров, которого ему удалось найти, был покойный Ахмат-Хаджи Кадыров. И поэтому гибель Кадырова действительно стала для Путина трагедией, а ставка на его сына Рамзана — неизбежностью. При этом экcперты нашего института предлагали Путину альтернативный проект политического урегулирования в Чечне. Мы пытались убедить Кремль в том, что в Чечне нет традиций единоличной власти, ни один правитель, даже такой яркий лидер как Джохар Дудаев, не был эффективен в долгосрочной перспективе. Собственно, судьба имама Шамиля в этом смысле достаточно показательна. Мы говорили, что для Чечни гораздо органичней была бы парламентская республика при наличии военной российской администрации. Однако, изгнав из армии пассионарных генералов, и таким образом деморализовав ее, разрушив фактически военное командование на Северном Кавказе и избрав кадыровский клан, Путин сделал ставку на качественно иную модель, которая способна лишь взорвать ситуацию в Чечне. Путину важно, чтобы это произошло как можно позже, когда его в Кремле уже не будет и в учебниках новейшей российской истории он все же останется умиротворителем Кавказа, а не правителем, загнавшим болезнь вглубь, после чего опухоль дала неизлечимые метастазы.
СТ: — И все же вопрос был о том, применимы ли путинские силовые подходы к ситуации, когда вооруженный конфликт шагнул далеко за пределы Чеченской республики

СБ: Как уже было сказано, Путин делает сегодня ставку на людей близких ему по психотипу, с которыми ему комфортно работать. Они без зазрения совести утверждают, что в состоянии обеспечить ответственное управление в том или ином регионе. Хотя любой человек, знакомый с кавказской ментальностью, знает, что людям на Кавказе свойственно преувеличивать свои возможности и выдавать желаемое за действительное, когда это совсем не уместно и даже опасно.

Силовой подход более не дееспособен, поскольку у Путина больше нет армии, она полностью деморализована и разрушена на уровне управляющих структур. Повторить вторую чеченскую войну в пределах всего Северного Кавказа уже невозможно чисто технологически, независимо готов к этому президент политически или не готов.

Что же касается путинских подходов в целом, то они доказали свою неэффективность, поскольку ситуация в регионе уже давно не контролируется Кремлем, в то время как шесть с половиной лет назад, когда Путин пришел к власти, определенный, хотя и далеко не абсолютный, уровень контроля у Кремля был.

И, кроме того ясно, что в условиях идеологического вакуума в Кремле, в условиях тотального морального разложения и цинизма, которые стали едва ли не онтологическими свойствами сегодняшнего российского общества, исламский фактор будет набирать силу, поскольку столь мощная идеология как радикальный ислам заполняет образовавшиеся идейные пустоты, он дает людям надежду на завтрашний день.

Степень контроля над регионом будет неуклонно снижаться и для Путина крайне важно, чтобы это не стало очевидным, пока он остается президентом. Кстати, у него самого, на мой взгляд, иллюзий относительно реального положения дел нет.

СТ: — Есть телевизионная картинка, которая у огромного числа людей вызывает доверие. И не обязательно у людей несведущих. На этой картинке мирная жизнь в Чечне, поддерживаемая и обеспечиваемая пусть даже штыками. В Кремле, кажется, сохраняется вера в то, что «сила солому ломит» и посредством террора и произвола, которые использует Рамзан Кадыров, можно окончательно умиротворить республику. А что, если это действительно так?

СБ: Сила сегодня не находится на стороне федеральной власти, она не в руках Кремля. Она в руках кадыровского клана, который использует ее по своему усмотрению и в своих интересах. Эта система в долгосрочной перспективе стабильной быть не может. Кроме того, важно отметить, что Кадыровский клан не подчиняется Кремлю де-факто. Что происходит в Чечне, никому не известно. Кадыровцы полностью захватили управление республикой и федеральный центр не только не имеет к этому никакого касательства, но даже не располагает информацией о реальном состоянии дел. В этом смысле Чечня уже отделена от России. Это просто не оформлено де-юре, и Путина такая ситуация устраивает, как компромиссный вариант. Я считаю кадыровскую систему управления Чечней недолговечной и хрупкой, хотя с точки зрения Москвы это по большому счету не имеет решающего значения: что сейчас Кремль не контролирует ситуацию, что он не будет контролировать ее завтра, если с кадыровским кланом что-то случится и система власти в Чечне изменится.

Что же касается силы, то безусловно, ее наличие – это важнейший фактор управления Северным Кавказом. Однако именно сегодня в регионе окончательно утрачена вера в том, что в руках Кремля, Москвы остается хоть какая-то сила, поскольку северокавказские народы сталкиваются ежедневно с бессилием федеральных силовых структур и армии, в частности, они видят их разложение и коррупцию. Поэтому уважение к силе, представление о ее наличии стремительно исчезают, а это, естественно, прямой залог того, что северокавказские республики выходят из подчинения Москвы и более не воспринимают ее как метрополию.
СТ: — Можно понять Вас таким образом, что Путину более или менее все равно, в каком состоянии он оставит Кавказ, когда уйдет со сцены?

СБ: Я не сказал бы, что это совсем уж так. Ему, конечно, не все равно и он хотел бы оставить страну и, в частности, Северный Кавказ в наилучшем виде. Он хотел бы, чтобы про него хорошо написали в школьных учебниках истории. Я не могу сказать, что Путин такой уж прожженный циник, которому абсолютно на все наплевать. Нет, это не так. Он просто прекрасно отдает себе отчет в том, что у него нет сил добиться каких-то реальных перемен к лучшему на Северном Кавказе и в стране в целом. Путин таков, каков он есть. Он не переоценивает себя и, может быть, это большая беда для России, поскольку он не ставит перед собой амбициозных задач в области реальной политики, компенсируя и отсутствие задач, и отсутствие успехов в амбициозных проектах пиаром, информационными войнами и пропагандистскими кампаниями. Он хорошо научился это делать. Когда Россия теряет где-то свои геополитические позиции, кремлевская пропаганда утверждает, что она их, напротив, укрепляет и так далее.

По типу мышления Владимир Путин бизнесмен, причем бизнесмен не очень крупный. Я имею в виду не объемы денег, которые находятся под его контролем (сегодня они гигантские), а по способу восприятия мира он бизнесмен средней руки. И поэтому он прекрасно понимает, что он может, а что нет. У него нет иллюзий и именно потому, что у него их нет, он порождает их у других. Путин хотел бы максимально достойно уйти с президентского поста, но для него не секрет, что основные тенденции в сегодняшней России негативны, они развиваются. Я убежден, что он уйдет не позже 2008-го года, ибо его собственный прогноз негативен в отношении перспектив Российской Федерации после неэффективного управления последних лет. И для него, как для человека, который весь соткан из пиара и юридического крючкотворства (т.е. на доказательствах формальных аспектов там, где ничего нельзя доказать фактически), очень важно, чтобы в его бытность ничего страшного не произошло. Он готов любые средства и ресурсы, которые есть в его распоряжении, тратить на пропаганду, вместо лечения накачивать организм страны наркотиками, чтобы снять боли до тех пор, пока он остается ответственен за то, что происходит в стране и на Северном Кавказе, в частности.

СТ: — Печальная картина. Как сложится судьба Северного Кавказа?

СБ: Сегодня Северный Кавказ находится на грани взрыва, на грани отделения от России. Это связано с двумя вещами. Первое: из Москвы более не исходит никакого геополитического проекта, который интегрировал бы северокавказские народы на интересных для них условиях. Т.е. Москва не является более столицей империи, она не вызывает того уважения, которое неизбежно должно присутствовать в отношениях провинции и метрополии. Кроме того, Москва уже не воспринимается и как источник силы. Москву не уважают и не боятся, с каждым днем все меньше уважают и боятся. Естественно, это прямой путь к отпадению от России, сначала фактическому, а потом и формальному.

Судьба Северного Кавказа зависит только от того, какие лидеры придут после Путина, с какими программами, какие идеи у них будут относительно будущего России.

Я считаю, что отделение Северного Кавказа может стать детонатором распада России в целом и, конечно, я как гражданин России, как патриот очень хотел бы такого сценария избежать, однако сегодня дело идет именно к такому исходу и все будет зависеть от того, будет ли послепутинское поколение лидеров качественно отличаться и по масштабу личности и по уровню понимания проблем, которые стоят перед России и уровнем готовности эти проблемы решать. Именно эти проблемы, а не проблемы личного обогащения за счет распадающегося, загнивающего государства.