Для Запада настало время искать новый дискурс для Грузии – Джон Коларуссо
ПРАГА, 8 октября, Caucasus Times — Caucasus Times, продолжая «Кавказский меловой круг» — цикл интервью с экспертами по Кавказу, политологами из США, Европы и Азии, представляет вашему вниманию беседу с канадским ученым, специалистом по Кавказу, профессором Джоном Коларуссо (John Colarusso).
Д. Коларуссо изучает Кавказ, начиная с 1967 года. Его путь в академическое кавказоведение сопровождался сложными поисками. Он начинал с изучения физики и философии науки в университете Корнелл и Северо-Западном университете. Именно в этот период у него проявился серьезный интерес к изучению иностранных языков (греческий, армянский, грузинский). Впоследствии изучение языков, мифологии и культуры народов Кавказа стало важнейшим приоритетом в работе Джона Коларуссо. В 1975 году он (уже как лингвист) получил степень доктора в престижном Гарвардском университете. Затем к сфере интересов профессора Коларуссо добавилась и этнополитология.
В течение 34 лет он преподает в Университете Макмастер (Гамильтон, провинция Онтарио, Канада). Джон Коларуссо автор 4 книг, включая фундаментальное 573-ех страничное исследование «Мифы Кавказа: нартские саги черкесов, абазин, абхазов и убыхов» (2002) и многочисленных научных статей, таких как «Абхазия» (1995), «Американский ответ на 11 сентября, его императивы и последствия» (2002), «Независимость Абхазии и перспективы Кавказа» (2009). Джон Коларуссо в большей или меньшей степени владеет 15 языками, среди которых грузинский, убыхский, абазинский, кабардинский, ингушский, осетинский (дигорский вариант), а также языки коренного населения Америки (индейцы племени бела-кула). Во время администрации 42-го президента США Билла Клинтона (1993-2001) профессор Коларуссо привлекался в качестве неофициального дипломата (back channel diplomat) для коммуникаций между Вашингтоном и Москвой, а также советника по Кавказу.
Интервью с Джоном Коларуссо специально для Caucasustimes.com подготовил Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США), кандидат исторических наук.
Caucasus Times: — 13-17 сентября нынешнего года в Международном суде ООН прошли очередные слушания в рамках иска «Грузия против России». Если бы вы могли вообразить себя судьей, то, как бы Вы рассмотрели ответственность двух сторон за события 2008 года? Как могли бы вы измерить ее?
Дж.К.: Как следует из Ваших вопросов, такие дела в значительной степени представляют юридический интерес, хотя государства могут интерпретировать судебные решения с моральной и политической точки зрения. Я думаю, что в данном случае более или менее ясно, что грузинский президент Михаил Саакашвили послушал некоторые неблагоразумные голоса в Вашингтоне. И сам он полагался, в первую очередь, на свой внутриполитический имидж и на военные возможности для реинтеграции Южной Осетии и Абхазии вместо того чтобы вести с этими образованиями реалистический диалог.
Факты свидетельствуют, что грузинские силы инициировали враждебность. Многое было сделано и российскими силами по другую сторону Кавказа для быстрого ответа на грузинские действия против Цхинвали. То есть, если говорить просто, Россия ожидала действий Грузии и была готова противостоять им. В этом плане она реагировала предусмотрительно, как это сделала бы на ее месте любая региональная держава. Она не проводила упреждающих акций, не инициировала заранее враждебных действий. К тому же, несмотря на стремление Запада изобразить действия России, как враждебные и даже агрессивные, Россия показала значительную сдержанность в ходе конфликта. Она не аннексировала Грузию. Она не свергала Саакашвили. Она не разрушала грузинскую инфраструктуру до критического уровня, например трубопроводы. Она действовала так, чтобы остановить и отбросить грузинскую армию и отодвинуть Грузию от Южной Осетии и Абхазии.
Таким образом, хотя война и требует наличия двух противостоящих друг другу сил, основная ответственность лежит на Грузии и на Западе в целом за скороспелое признание Косово. Это последнее решение нанесло обиду России, хотя также и дало прецедент признания, следующего вслед за военным конфликтом. Таким образом, платформа для августовской войны была подготовлена многими факторами, не одной только Россией, Грузией, Южной Осетией и Абхазией.
Caucasus Times: — После августа 2008 года российское руководство стало рассматривать это событие, как свою геополитическую победу. Какие приобретения и потери, на Ваш взгляд, получила Москва 2 года назад?
Дж.К.: Самый крупный успех Москвы — это усиление статуса России, как регионального игрока. И если Библия говорит: «Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю» , то в политике «кроткие» рассматриваются с презрением, а их проблемы не принимаются в расчет. Профессор Коларуссо цитирует Евангелие от Матфея (глава 5, стих 5). Так было в феврале 2008 года, когда Запад признал Косово против российских возражений. Тогда Россия предстала, как слабый партнер. После войны августа 2008 года РФ показала, что у нее есть возможности и воля действовать в своих интересах на соседних территориях, а ее интересы должны приниматься всерьез на Западе. Она смогла вступить в диалог с Западом на условиях, которые предлагали больше возможности для компромисса и кооперации между сторонами. В этом плане Россия заработала уважение.
Однако это уважение было заработано военной акцией. Эта акция, естественно, рассматривается на Западе в историческом контексте российского империализма и советской экспансии. Поэтому будущее взаимодействие России и Запада должно быть более продуктивным и конструктивным с обеих сторон, но со стороны Запада Москва будет рассматриваться с подозрением. Ее действия будут автоматически интерпретироваться, как попытки нового империализма, а ее отношения с ближним зарубежьем рассматриваться, как возврат к неоколониальному доминированию.
Таким образом, свой возросший уровень уважения Россия получила ценой недоверия и даже страха. На практике это будет означать, что переговоры между ней и Западом даже по вопросам, которые явно имеют общий интерес, будут излишне трудными, а любые результативные договоренности хрупкими. Действия России, неважно мягкие или жесткие, будут рассматриваться, как потенциальная угроза, имеющая более широкие негативные последствия. А значит, те итоги, которые РФ получила, очень неоднозначны.
Caucasus Times: — После августа 2008 года стало трюизмом говорить о тупиках в российско-грузинских отношениях. Какие шаги Вы видите, как наиболее важные, для того, чтобы перейти к улучшению двусторонних отношений?
Дж.К.: Если бы премьер-министр Владимир Путин или президент Дмитрий Медведев просто встали бы и сказали: «Россия не имеет намерения нарушать границы Грузии в том виде, в каком мы теперь признаем их, и мы уважаем ее суверенитет», то одно это уменьшило бы напряженность между Россией и Грузией, а также теми на Западе, кто поддерживает Тбилиси. Это касалось бы политического измерения так называемого «тупика». Со времен Гамсахурдиа Грузия рассматривалась в России, как головная боль на Южном Кавказе, но война два года назад показала, что и Россия может доставлять аналогичную боль.
Гамсахурдиа Звиад (1939-1993)- первый президент постсоветской Грузии (апрель 1991 — январь 1992), политик, отличавшийся радикальными этнонационалистическими взглядами и популизмом
Поэтому наступило время для Москвы выступить с инициативой и изменить свой взгляд на Грузию, как на врага, как на некий аналог Кубы у своих границ. Грузия сильно страдала в советское время вплоть до 1980-х годов. Следовало бы признать несправедливость, сделанную советскими спецслужбами против нее. Россия тем самым могла бы овладеть моральной инициативой и перебросить мячик на сторону Грузии и Запада. Такой жест заставил бы президента Саакашвили смягчить его антироссийскую риторику и сдвинуть акценты его внутренней политики в сторону от конфронтации. Если бы Россия сделала такой жест и если бы Грузия вместе с Западом ответили бы на него соответственно, то есть доброжелательно, то затем широкий круг культурных и экономических дискуссий смог бы сработать на нормализацию отношений. Такая нормализация принесла бы благо обеим сторонам. Критически важная вещь, которую в России надо держать в уме, имея дело с Грузией и остальным Кавказом — это то, что все этнические образования, нации в этом регионе уязвимы и малочисленны. Они боятся быть абсорбированными Россией и угаснуть из-за этого. Советская политика, даже тогда когда она поддерживала местную литературу и местные властные институты, подкреплялась угрозами для выживания этносов, которые могли проявиться в самое неожиданное время. Для России, чтобы иметь дело с Грузией, как с нормальной страной, необходимо убрать эту экзистенциальную угрозу. Даже если глазами только грузин она видится, как существующая.
Caucasus Times: — История черкесов и нынешнее этническое возрождение — один из Ваших научных приоритетов. Какие связи Вы видите между признанием независимости Абхазии и оживлением черкесского национального движения на российском Северном Кавказе в последние годы?
Дж.К.: Да, я потратил много своей энергии на изучение черкесского языка и фольклора. Я — лингвист и исследователь мифологии, и черкесы, а также убыхи, абхазы и абазины сыграли весьма значительную роль в моих исследованиях. Российское признание Абхазии было сделано в контексте геополитической конъюнктуры Южного Кавказа и в контексте признания Косова. Но это признание имело место накануне приближающихся зимних Олимпийских игр в Сочи. Для черкесов Сочи имеет очень глубокое значение, как центр убыхской территории, а также черкесского сопротивления силам царизма в XIX столетии. Так, диаспора имеет сильное недовольство по поводу игр в Сочи. Если бы Россия действовала бы мудро, то ее признание Абхазии смогло бы создать платформу для снятия большинства, если не всех исторических обид между ней и черкесами. В отличие от признания Южной Осетии, которая была только территорией, где проживали осетины, когда Россия признавала Абхазию, она признавала уникальную родину этнической группы, которая с XIX века подвергалась чрезвычайно сильному давлению. Черкесы могли рассматривать признание независимости Абхазии, как жест защиты и даже спасения своих находящихся в опасности родственников. Это признание могло предполагать надежду, что Россия пожелает предоставить черкесам свое образование, как этнической общности. Непременно вместе с другими, включая казаков, абазин, карачаевцев и балкарцев. Нынешние республики на Северном Кавказе являются результатом сталинских махинаций в регионе, направленных на дальнейшее ослабление народов, уже ослабленных ранее. Если Россия желает аннулировать сталинские границы в Грузии, то вероятно, она могла бы сделать то же самое на Северном Кавказе и предоставить черкесам и другим в западной части Северного Кавказа отдельные республики. И хотя немногие представители диаспоры делают нечто большее, чем посещение республик Кавказа в качестве туристов, такой жест мог бы иметь глубокое и быстрое моральное воздействие, которое создало бы предпосылки для новой эры в отношениях между Россией и черкесской диаспорой.
Caucasus Times: — В течение последнего десятилетия Северный Кавказ рассматривается, как «ахиллесова пята» России. В прошлом году президент РФ Дмитрий Медведев открыто назвал Кавказ самой большой проблемой внутренней политики страны . Сегодняшняя ситуация также демонстрирует немало поводов для беспокойства. При каких условиях Россия могла бы трансформировать ситуацию в регионе в позитивном ключе? И какие меры были бы фатальными для ее политики на Северном Кавказе?
См. оценки Д.А,Медведева: //http://www.kremlin.ru/transcripts/5979
Дж.К.: Разрешите мне начать свой ответ с того, что я считаю фатальным для российского правления на Кавказе. Это — большее использование военной силы. Увеличение такой силы могло бы подавить всплеск насилия, но оно не решило бы местных проблем, которые беспокоят регион. В самом деле, регион сейчас находится в таком беспорядке по большей части из-за того, что многие его проблемы просто подавлялись более чем 100 лет с использованием силы сначала в имперский, а затем в советский период. Все это не позволило выстроить здесь гармоничное общество и вразумительные политические формы. Как и большинством других горных регионов, Кавказом нельзя управлять полностью, как обычным регионом. Можно даже придумать термин и сказать, что Кавказ среди других регионов является субъектом «слабой власти». То есть, Кавказ всегда имел низкий уровень противоречий и раздоров. Поэтому использование внешней силы не только подавляло легитимные средства разрешения возникающих трудностей. Оно также превращало их из локальной проблемы в вопрос взаимоотношений между кавказцами и русскими. Эти негативные аспекты говорят нам, что для преодоления нынешней ситуации следует использовать позитивные стороны.
Так, позитивная трансформация может иметь два аспекта. Первый можно определить, как решение местной проблемы именно, как местной. Это было бы лучше всего делать, возрождая традиционные методы разрешения возникающих конфликтов и создавая политические единицы, в которых имелись бы для этого соответствующие мандаты, особенно в западной части Северного Кавказа, как я уже говорил выше. Деятельность таких местных органов могла бы дополняться межрегиональными структурами, которые занимались бы давнишними спорами, такими как проблема Пригородного района . Или вопросом об административных границах между Чечней и Ингушетией, если считается, что это решение все еще необходимо сегодня .
Пригородный район — административная единица в Северной Осетии. До 1944 года восточная часть современного Пригородного района входила в состав Чечено-Ингушетии. После депортации чеченцев и ингушей в феврале 1944 года был включен в состав Северной Осетии. Спор вокруг принадлежности района стал причиной кратковременного вооруженного осетино-ингушского конфликта в 1992 году. И хотя военная фаза конфликта была быстро заморожена, а в ходе многолетней работы по разрешению спора, наметился значительный прогресс, конфликт интересов двух республик нельзя считать полностью разрешенным.
Административной границей между Чечней и Ингушетией формально считается граница 1934 года, однако демаркация ее до сих пор не завершена из-за некоторых территориальных споров. Основные разногласия между субъектами возникают по поводу принадлежности Сунженского и части Малгобекского района.
Второй аспект касается полномочий местных органов безопасности, укомплектованных из местных офицеров и рядовых. Программа «чеченизации», реализованная под началом Рамзана Кадырова могла бы в некоторой степени рассматриваться, как стандарт для аналогичных программ повсюду в России. Но Россия должна действовать так, чтобы такие попытки служили бы смягчению конфликтов и реализации местного правосудия. Россия должна устанавливать стандарт для таких регионов. Согласование и адаптация их с местными элитами будут представлять самые значительные практические барьеры на пути любых таких попыток. Адекватное использование больших дотаций, которые Россия предоставляет Кавказу, то есть контроль над коррупцией будет самым трудным аспектом взаимодействия с местными элитами в любых новых политических структурах. Я полностью осознаю, что Кремль будет рассматривать такие движения, как нетерпимую степень автономии для местных властей, которые угрожают российскому обладанию Кавказом. Но позвольте мне здесь высказаться в моей старой манере: сквозь призму географии. Почти как Канада — это ближайшая дверь в США и она должна всегда сохранять верность этой большой нации, точно также любая политическая единица на Кавказе всегда будет дверью в Россию, и поэтому должна вести свои дела в соответствии с этим простым, но в то же время непреложным фактом. Почти каждый кавказец, с кем я беседовал на протяжении многих лет, полностью осознают эти ограничители. Они все хотят хороших отношений с Россией, но они также желают нормальных отношений с остальным миром.
Caucasus Times: — Теперь позвольте перейти от России к Западу. Какие самые большие ошибки были допущены США и ЕС в августе 2008 года? И какие ошибки совершаются ими сейчас?
Дж.К.: Предыдущие вопросы были трудными и интересными, а этот вопрос легкий. Накануне войны Запад не смог уважать стремление России к стабильности на ее границах. Запад недооценил способность России использовать силу против Грузии. Я могу и дальше продолжать этот список полномасштабных ошибок, таких как исключительная вера в технологическое оружие или распространенная бравада относительно американской военной помощи и обучения, многие из которых повлияли на взгляды президента Саакашвили, на его понимание, что он может, а чего не может. Позвольте мне вместо этого рассмотреть основу этих ошибок, созданную в начале 90-х годов. С того самого времени, когда я первый раз был приглашен в качестве неофициального дипломата и советника по делам Кавказа, я был одиноким голосом, который настаивал на том, чтобы США сотрудничали с Грузией только посредством рассмотрения и принятия во внимание ее внутренней политики. Для США поддерживать территориальную целостность Грузии без рассмотрения истории формирования ее границ или анализа причин недовольства абхазов и южных осетин означало только одно — сделать Грузию слабой и уязвимой. Августовская война никогда бы не случилась, если бы эти исторические обиды были бы признаны и адресованы Тбилиси еще в начале 1990-х. Много смертей и разрушений можно было бы избежать. США в особенности проводили «красную линию» на грузинской земле для того, чтобы удержать Россию от возвращения к экспансионистской империи. В то время как Кремль рассматривал такие попытки как вредные и недоброжелательные, многие в Вашингтоне и в целом на Западе боялись, что неоимпериалистическая Россия станет нестабильной и может пережить новый и внезапный коллапс. К несчастью американская политика нарисовала эту линию на зыбучем песке нестабильной Грузии. Даже с началом «перезагрузки» российско-американских отношений старая риторика относительно грузинской территориальной целостности остается живой и невредимой. В действительности же, признав Абхазию и Южную Осетию, Россия стабилизировала Южный Кавказ так же, как Запад стабилизировал Балканы с признанием Косово. Пришло время для Запада найти новый дискурс для Грузии. Он будет включать уважение к грузинскому суверенитету, но он также должен быть сбалансированным по части фактов.
