Бенедикт Гарцль: «международное право в состоянии обеспечивать взаимодействие с де-факто государствами»

Бенедикт Гарцль (Benedikt Harzl) – австрийский  юрист и политолог, работающий в Центре по исследованиям России, Восточной Европы и Евразии в Грацком университете. Его основные научные интересы охватывают такие темы, как национально-государственное строительство на постсоветском пространстве, этнополитические конфликты, российская внешняя политика. Окончил университет в Граце и магистерскую программу Свободного университета в Берлине[1]. Работал в Институте европейских исследований в Минске (Белоруссия), Германском Совете по международным отношениям в Берлине и Европейской Академии в Больцано (Италия)[2]. В настоящее время выполняет исследование на соискание докторской степени в Франкфуртском университете имени Иоганна Вольфганга Гёте.[3].

 

    Интервью с Бенедиктом Гарцлем специально для Caucasus Times подготовлено Сергеем Маркедоновым, политологом, кандидатом исторических наук.

 

 

 

     1.

 

     С.М.: В исследованиях, посвященных проблемам де-факто государств, очень часто поднимается вопрос о влиянии самоопределения Косово на динамику в Абхазии и в Южной Осетии? Вы посвятили этой проблеме целый ряд своих работ[4]. В чем, на Ваш взгляд заключается это влияние? В каких случаях мы можем говорить о сходстве косовского и абхазского опыта, а в каких об их принципиальных различиях?

 

 

 

Б.Г.: С одной стороны, стоит честно сказать, что случаи Косово, Абхазии и Южной Осетии имеют много общего. Все они иллюстрируют неотъемлемые проблемы, которые существуют при определении руководящих международных принципов. В особенности тогда, когда заходить речь об отношении к сепаратистским движениям и появлению новых государств, и, в первую очередь о критериях их дипломатического признания. Более того, Международный суд ООН оказался не в состоянии обеспечить четких указаний в отношении последствий успешной практики сецессии в своем консультативном заключении по поводу законности Декларации о независимости Косово.[5] В частности, его основным юридическим доказательством был тезис о том, что «международное право в целом не содержит применимого запрещения деклараций независимости». В соответствии с этой логикой власти других де-факто государств, включая и Абхазию, рассматривали возможности для своего признания[6]. И хотя прямой запрет на декларирование независимости отсутствует, это не означает автоматически его явного разрешения  и поощрения[7].

 

И эта правовая неопределенность в сочетании с односторонними действиями западных стран в случае с Косово укрепляет позиции других де-факто государств не делать никакого иного выбора, кроме выдвижения максималистских требований, таких как,  независимость и государственный суверенитет. В этом отношении мы можем зафиксировать прямое воздействие, которое Косово и его международное признание оказывают на позиции де-факто образований в их отношении с их «материнскими государствами».

 

Более того, оба конфликта и в Косово, и в Абхазии появились в рамках автономных образований, входящих в состав союзных республик двух коммунистических федераций. Эти федерации по многим аспектам отличались друг от друга, но они в определенной степени обеспечивали движения за сецессию элементами протогосударственности, поскольку создавали политические институты и территориальную организацию на этнической основе. Схожим образом складывались и начальные фазы двух конфликтов. Они были отмечены требованиями и встречными требованиями по поводу массовых нарушений прав человека и актов геноцида. В одинаковой же степени сторонники независимости Косово и Абхазии оправдывают полную независимость, рассматривая ее, как единственный способ разрешения этнополитического конфликта и обеспечения прав граждан, живущих на их территориях.

 

Но то, что сильно отличает ситуации в Абхазии и в Косово – это уровень международной вовлечения и поддержки после признания их независимости в 2008 году.  Именно международная реакция в случае с Косово и  делает его уникальным. Хотя природа самого конфликта, а также его непосредственные причины не могут рассматриваться, как уникальные.

 

Тем не менее, даже случай Косово показывает сложности трансформации внутригосударственного противоборства в межгосударственный конфликт посредством признания. Специальная Комиссия Евросоюза по Косово (EULEX) по-прежнему обязана работать в нейтральном статусе[8]. И после пяти лет  с момента провозглашения независимости бывшего автономного края у Косово и ЕС нет договорных отношений. Эта ситуация останется до того, как Соглашение о Стабилизации и Ассоциации с Косово вступит в силу[9].

 

То, что пять государств-членов ЕС и два постоянных члена Совета Безопасности все еще  готовы видеть Косово неотъемлемой частью Сербии, показывает до какой степени оно, несмотря на признание на 106 государств-членов ООН остается в состоянии правовой неопределенности[10]. Таким образом, прецедентный характер Косово следует рассматривать, как следствие недостатка правовых принципов его признания. Из этого же ряда и сопутствующее упорство властей де-факто государств не идти на меньшее, чем получение полной независимости.

 

 

 

2.

 

    С.М.: В этнополитических конфликтах всегда велика роль апелляции к историческому прошлому. Одно из Ваших исследований имеет «говорящий заголовок» «Проповедники ненависти и деформация истории»[11]. В чем Вы видите сходства и различия в этнополитической мобилизации на Балканах и на Кавказе?

 

 

 

Б.Г.: Распад СССР и Югославии можно описать, как совокупность процессов, которые  были отмечены разломом единого центрального правительства и сопровождающегося изменениями политического баланса сил между различными группами и изменениями в контроле над экономическими ресурсами. Если мы используем инструменталистский или конструктивистский подход, то можем утверждать, что падение и эффективности и легитимности государства способствует вызреванию среды так называемых «этнических предпринимателей, как основных политических игроков[12].

 

Парадокс, но большинство этих «предпринимателей» происходило из рядов коммунистической номенклатуры. В конце 1980-х годов стало ясно, с какой легкостью коммунистическая платформа вытесняется националистической повесткой дня. И хотя абхазские страхи перед грузинским доминированием не раз проявлялись публично и советское время, поворотным пунктом стали события марта 1989 года. Тогда 30 000 абхазов собрались в селе Лыхны, имеющем символическое значение для всего абхазского народа и приняли т.н. «Лыхненскую декларацию», в которой говорилось о необходимости восстановления Абхазской Советской социалистической республики 1921 года. Эту декларацию подписало все коммунистическое руководство тогдашней Абхазии, хотя ее текст и содержал критические выпады в адрес Компартии.[13]

 

Что же касается Грузии, то соответствующее поворотное событие, известное, как «Тбилисская трагедия», произошло 9 апреля 1989 года.[14] Оно было особенно важно потому, что на политическом уровне произошло практически официальное принятие националистических требований. Через пару месяцев Верховный совет Грузинской ССР, то есть советский орган власти принял закон, в соответствии с которым грузинский язык был признан обязательным во всех органах государственной власти на территории республики.[15]  В той же степени политические уступки националистам стали очевидными, когда власти Грузинской ССР попытались расколоть Абхазский госуниверситет по этническим линиям летом 1989 года, пытаясь при этом обойти властные институты Абхазской АССР. Во многом схожим образом действовал и Слободан Милошевич, который сегодня рассматривается, как инициатор и лидер сербского националистического возрождения, а изначально он позиционировал себя, как технократ, чье восхождение к власти было типичным эпизодом в политической жизни коммунистического государства[16].

 

После описанных выше событий  начался «мобилизационный цикл», в котором бывшие коммунистические институты стали постепенно трансформироваться, а нация и ее суверенитет стали пониматься сквозь призму этничности, а этническая идентичность была сильно политизирована, как предпосылка для государственного строительства. Эта идентичность превратилась в объект массовой мобилизации. И культурные элиты, у которых не оказалось достаточного иммунитета к националистическим настроениям, были также вовлечены в этот процесс. И они, конечно же, внесли свой вклад в рост национальных страхов и фобий. Печально известный Союз писателей Сербии, а также  грузинское Общество Шота Руставели, другие творческие  организации или отдельные ученые были весьма эффективны в создании и продвижении антагонизмов между «нами и ними» и враждебных стереотипов посредством постоянного обращения к историческому прошлому и оправдания с помощью истории вызовов сегодняшнего дня. Возьмем и разберем подробнее один пример. Известный грузинский историк Мариам Лордкипанидзе написала в 1990 году, что «абхазы никогда не подвергались нападениям грузин, они атаковали и грабили друг друга», а затем подвела итог, что «существование абхазской автономии в любой форме было абсолютно неоправданным».[17] Само собой разумеется, абхазские культурные элиты были не в меньшей степени вовлечены в создание своих так называемых исторических «правд». Главным нервом этих «мобилизационных процессов» были совместные усилия политических, общественных и культурных элит, которые осуществляли инкорпорирование исторических и идентификационных дихотомий в нормативное пространство (равенство/неравенство и включенность/исключение) в связи с проектами государственного строительства. И в этом отношении, повторюсь еще раз, начальные фазы конфликтов на Южном Кавказе и на Балканах, выглядят похожими.

 

Что же касается различий этнических мобилизаций в Югославии и в бывшем Советском Союзе, то я нахожу особенно интересным грузино-абхазский конфликт. Хотя абхазский национально-государственный проект и раньше, и сейчас остается этнически ориентированным, абхазам удалось установить надэтнические коалиции практически со всеми другим негрузинскими группами в Абхазии. Это произошло на политическом уровне, если говорить о стратегической координации при голосовании в Верховном Совете Абхазской АССР, но коалиции также формировались и на социальном уровне между абхазской организацией «Айдгылара», русским «Славянским домом», армянским «Крунком», а также греческой культурной ассоциацией[18].

 

Эта кооперация сыграла особенно важную роль в ходе военного противоборства с Грузией, так как армянский батальон имени Баграмяна сыграл важную роль во взятии Сухуми в 1993 году. Таким образом, мобилизация в Абхазии стала массовым феноменом через надэтническую солидарность, несмотря на исключительно этническую природу грузино-абхазского конфликта.

 

 

 

3.

 

     С.М.: Вы работаете в одном из европейских университетов. В настоящее время ЕС демонстрирует все больший интерес к постсоветскому пространству. Есть ли, на Ваш взгляд, у европейских политиков понимание того, что нужно делать для разрешения конфликтов в Абхазии и в Южной Осетии? Что бы, на Ваш взгляд, требовалось изменить в подходах ЕС? Есть ли вообще у Евросоюза перспективы в работе с постсоветскими де-факто государствами?

 

 

 

     Б.Г.: Хотя Евросоюз реализует немало крупных задач в разрешении конфликтов вокруг спорных территорий у своих непосредственных соседей, как в случае с Косово, его способности действовать в качестве регионального миротворца пока еще не кажутся очевидными. Недавние выборы в Северном Косово, которые провалились из-за организованного насилия, могут рассматриваться, как серьезная неудача в стратегии Брюсселя по нормализации отношений между Белградом и Приштиной[19].

 

В то же самое время все еще неразрешенным остается кипрский конфликт, ограничивающий перспективы для улучшения отношений между Брюсселем и Анкарой, не говоря уже о возможностях  вступления Турции в ЕС. И давайте не будем забывать о том, что у ЕС наблюдается также дефицит компетенции в разрешении конфликтов внутри своих границ, речь идет о Северной Ирландии или Каталонии[20]. Все это оставляет открытым вопрос о перспективах и дополнительной ценности более активного вовлечения ЕС в разрешение этнополитических конфликтов, где бы они ни происходили.

 

Говоря про потенциал ЕС, многие обращаются к историческому опыту франко-германского примирения посредством экономической интеграции после окончания Второй мировой войны. Этот опыт рассматривают, как лучшую практику, применимую для урегулирования других конфликтов. Но даже если в этом есть зерно истины, то стоит заметить, что примирение Германии и Франции было процессом между равными партнерами, когда один партнер не ставил под сомнение суверенитет другого. Это трудно применимо к грузино-абхазскому конфликту, в котором равенство сторон отрицается одной стороной.[21] Тем не менее, ЕС является важным игроком, не только принявшим участие в подготовке соглашения между Грузией и Россией в августе 2008 года, но и модератором на Женевских консультациях[22]. Это также придает ответственности за проекты реабилитации региона. ЕС в том же духе финансирует работу большого количества НПО, работающих в де-факто государствах.

 

Более значительная роль ЕС в урегулировании конфликтов по спорным территориям будет требовать от Евросоюза более существенного понимания основополагающих вопросов суверенитета и государственности в их внешнеполитическом измерении. И в этом смысле логика «Европейского соседства» и «Восточного партнерства»[23] все еще определяется договорными отношениями с полностью признанными государствами, которые оставляют за скобками де-факто государства (они не находятся под юрисдикцией Тбилиси и Баку). И де- факто государства остаются не охваченными этими проектами. Именно по этой причине новый подход «вовлечение без признания»  был провозглашен по отношению к де-факто государствам Южного Кавказа уже в 2009 году. И этот шаг был поддержан академическими кругами. Однако политические разногласия начали быстро проявляться в оценке и интерпретации понятий «непризнание» и «вовлечение». Грузинские власти быстро отреагировали и разработали свою собственную стратегию по «оккупированным территориям»[24].

 

Тем не менее, идеологические цели Грузии существенно не сдвинулись с принятием этого документа. На самом деле он был продиктован интересами Грузии в угоду западной аудитории, чтобы сохранить поддержку  в плане непризнания. По существу изоляционистская политика Тбилиси в отношении к  Абхазии и Южной Осетии остается неизменной. Совсем недавно, эта логика изоляции снова проявилась в довольно сомнительной форме, когда грузинские власти официально обратилась к эстонской компании «А. Le Coq» прекратить экспорт своей продукции в Абхазию в связи с несоблюдением закона Грузии об оккупированных территориях[25]. Остаетсянаблюдать, как подобные действия повлияют на урегулирование конфликта.

 

Если Евросоюз действительно заинтересован играть важную роль в мирных процессах на Южном Кавказе, ему стоит оставить в стороне взгляд на конфликты сквозь призму российско-грузинского противостояния. Намного легче видеть в Абхазии и в Южной Осетии марионеток России. Также легко рассматривать их в качестве «оккупированных территорий». Но это негативно сказывается на реальных  процессах. Если ЕС желает, чтобы его рассматривали, как привлекательного и объективного игрока не только в Грузии, но и в де-факто государствах, то ему необходимо проводить международную политику, которую буду признавать в качестве таковой, и которая не будет следовать старым изоляционистским подходам. И для этого не нужно изобретать колесо. Хотя у де-факто государств нет широкого дипломатического признания, они имеют легально признаваемое существование с точки зрения международного права. И многие исторические примеры показали, что международное право в состоянии обеспечивать взаимодействие с де-факто государствами,  содействуя региональной безопасности и уважению прав человека и прав  меньшинств, не обязательно признавая их. Это — единственный путь, через который ЕС может получить рычаги в отношении некоторых внутренних вопросов в рамках де-факто государств.

 

 

 

      4.

 

      С.М.: После 2008 года роль России в Абхазии заметно возросла. Как это, с Вашей точки зрения, влияет на развитие де-факто государственности этой республики?

 

 

 

Б.Г.: Роль России в грузино-абхазском конфликте всегда была неоднозначной. Нет никакого сомнения, что этнические конфликты, в особенности в регионах, находящихся на пересечении различных интересов, таких, как Южный Кавказ, всегда испытывают внешнее воздействия соседних держав. В этом контексте, само собой разумеется, российская помощь оказывалась абхазскому национальному движению многими разными способами. Однако дипломатическое признание 2008 года и предыдущее предоставление российского гражданства, которое в действительности отодвигало такой стимул для абхазов, как возвращение под крышу грузинской государственности, было лишь одной стороной медали. До этого Россия была вовлечена в мирные переговоры и играла роль главного медиатора мирного процесса, признанного на международном уровне, когда западные страны были заняты геополитическими драмами на Балканах. Например, Россия вводила строгую блокаду Абхазии в 1990-х годах и даже во время «аджарского кризиса» 2004 года Москва продемонстрировала стремление к мирному разрешению постсоветских конфликтов[26]. Есть много других примеров, которые иллюстрируют, что Россия действовала как для разрешения конфликтов, так и для противодействия их урегулированию, приемлемого для всех вовлеченных сторон.

 

Моя точка зрения состоит в том, что двойственность также свойственна и для российско-абхазских отношений. Что касается экономического развития и инвестиций, Россия остается в этом смысле непременным условием для Абхазии и ее выживания. Но когда дело касается внутренней и внешней политики, то не следует переоценивать влияние Москвы. Интеграция Абхазии в международное сообщество посредством дипломатического признания со стороны России, по крайней мере, на данный момент, является провальным проектом во многих отношениях. С одной стороны, только 4 страны последовали примеру России, признав независимость Абхазии. Это усилило внешнее впечатление, согласно которому Абхазия больше, чем когда бы то ни было ранее, является изолированным де-факто государством. Это же объясняет в некоторой степени, почему иностранное вовлечение намного меньше, чем до 2008 года. Даже на Женевских дискуссиях представители Абхазии и Южной Осетии не принимают участие, как официальные делегации, а только, как участники внутри неформальных рабочих групп. Но эти ограничения, с точки зрения российской неспособности продвинуть более широкое международное признание для Абхазии, усугубляются российскими попытками влиять на внутреннюю политику республики. Тот факт, что споры вокруг собственности (возвращение квартир и домов русским) остаются неразрешенными, означает не только дефицит права и законности в Абхазии. Это также означает, что интересы России и Абхазии не во всем и не обязательно совпадают. И что абхазская цель быть независимыми сделала республику пророссийской вынужденно, а не в силу какой-то особой страстной любви к России. И, конечно же, стремление абхазов к собственному государственному проекту не обязательно соответствует российским интересам. Три года назад президент Абхазии Сергей Багапш обещал изменить абхазское законодательство о недвижимости, которое позволяло бы приобретать собственность в Абхазии гражданам РФ[27]. Но и сегодня это еще не реализовано на практике. В этом контексте недавнее убийство российского дипломата и его жены в Абхазии произвело беспрецедентные волновые движения в коридорах МИД России[28].

 

Подводя итоги и суммируя: влияние России в Абхазии можно определить как взаимодействие между реализацией интересов РФ и усилиями республики стать независимым государством, а не только де-факто образованием, поддерживаемым исключительно Москвой.

 

 

 

     5.

 

     С.М.: Если бы Вас пригласили консультантом в правительство Грузии? Что бы Вы предложили поменять Тбилиси в его подходах к Абхазии и к Южной Осетии?

 

 

 

Б.Г.: Новому грузинскому правительству необходимо начать с нуля дело разрешения конфликтов. От наследия Саакашвили следует отказаться и выработать фундаментально отличные подходы[29]. Я думаю, что назначение Пааты Закареишвили в качестве министра по реинтеграции Грузии было очень позитивным сигналом в этом контексте[30]. Однако для правительства этой страны настало время не только говорить, но идти на переговоры. Вопрос о территориальной целостности, главная тема грузинского законодательства и внешней политики, конечно, чрезвычайно важен. Тем не менее, мне кажется, что любая дискуссия о будущем статусе этих территорий временно неуместна и должна быть на данный момент отложена. Вместо этого намного более необходимо вкладывать усилия в трансформацию конфликта, через которую восприятие всех людей, прямо или косвенно пострадавших от конфликтов, должно быть изменено.

 

Это потребует от Грузии обратиться к провалам, имевшим место в прошлом. Грузины недооценили силу и потенциал процессов национального строительства в Абхазии и в Южной Осетии и сбитые с пути собственными мифами, изображали этнические меньшинства, исключительно, как группы, поддерживаемые Россией и натравливаемые ею против Грузии. Вместо этого грузинам необходимо осознать, что абхазы и осетины не являются безвольными приложениями к российскому плану нового покорения Кавказа. У них были и есть собственные цели и задачи, причины для отделения от единой Грузии, легитимные или нет другой вопрос. Как следствие, грузинскому правительству следует понять, что ключи к разрешению конфликта находятся не только в Москве, но также в Сухуме/Сухуми и в Цхинвале/Цхинвали. Растущее отчуждение между грузинами, с одной стороны, и абхазами или осетинами, с другой должно прийти к концу. И важно разработать программы межэтнических контактов и обменов. Именно в этом направлении необходимо возобновить такие проекты, как бывший Эргнетский рынок[31]. Он, надо сказать, действительно представлял собой центр для контрабандных товаров. Тем не менее, никто не может отрицать и позитивных эффектов от того, что люди различных национальностей могли бы работать вместе и забывать про свои этнические различия.

 

Я обозначил бы даже такой полемический тезис. Грузия могла бы получить некоторую выгоду от российского признания Абхазии и Южной Осетии. Эта неожиданная дипломатическая гроза очистила воздух двумя способами. С одной стороны, Россия, несомненно, стала частью конфликта, она пересекла красную линию дипломатического признания, что оставалось последними рычагами давления Москвы на Грузию. Она не может более использовать оба де-факто государства, как козырные карты в игре с Тбилиси. И это делает Грузию более независимой, чем когда-либо ранее в плане и внутриполитического, и внешнеполитического выбора. С другой стороны, это признание отодвинуло широко распространенный взгляд среди абхазов и осетин, в соответствие с которым Грузия представляет постоянную угрозу их физической безопасности. С признанием и размещением российских войск двух республиках идея о военном решении конфликта становится полным абсурдом. Поэтому эти новые условия следует использовать в налаживании связей между Тбилиси, Сухумом/Сухуми и Цхинвалом/ Цхинвали.

 

Самое важное, что деизоляция и интернационализация Абхазии и Южной Осетии являются интересом для Грузии. Продолжение изоляционистской политики будет достигать результата прямо противоположного цели, а именно, усиливать абсорбцию де-факто государств Россией. Ясно, что любой человек, который наблюдает за этими процессами конфликтной трансформации, не может гарантировать немедленный результат. Легких решений здесь не может быть по определению. Также очевидно, что Грузия стоит перед реальной дилеммой между необходимостью использовать новые подходы и понятным стремлением к обеспечению контроля в то же самое время. Тем не менее, Тбилиси нужно сделать все возможное, чтобы сигнализировать абхазам и осетинам, что Грузия не является препятствием для их развития.

 

 

 

 

 

Примечания:

 


 

[1] Университет Граца является одним из старейших в Австрии (основан в 1585 году) и вторым по количеству студентов и преподавателей в стране.

Свободный Университет Берлина (Freie Universitat)- второй по величине университет в столице Германии. Был основан в 1948 году в западной части разделенного Берлина.

[2] Институт европейских исследований в Минске — подразделение Европейского гуманитарного университета (частного некоммерческого вуза, основанного в 1992 году). В 2004 году прекратил свою работу в Минске. Начиная с 2005 года, действует в Литве (Вильнюс).

Германский Совет по международным делам (Deutsche Gesellschaft r Auswärtige Politik)- независимая непартийная организация, принимающая активное участие в разработке и продвижении внешнеполитических решений, а также внешней политики Германии на международной арене. Служит, как площадка для взаимодействия между действующими политиками, неправительственным сектором, академическим и экспертным сообществом. Был основан в марте 1955 года.

Европейская Академия в Больцано (Италия) основана в 1992 году. С 2009 года имеет 3 представительства (Рим, Сараево и Приштина).

[3] Франкфуртский университет имени Иоганна Вольфганга Гете (Johann Wolfgang Goethe-Universität Frankfurt am Main) входит в десятку крупнейших университетов Германии. Был основан в 1912 году, открыт в 1914 году.

[4] См. одну из работ Бенедикта Гарцля на английском языке: Nationalism and Politics of the Past: The cases of Kosovo and Abkhazia // Review of Central and East European Law (2011). # 36(2), pp. 53-77.

[5] Международный суд ООН (International Court of Justice)-  один из шести главных органов Организации, учрежденный ее Уставом.

Декларация о независимости Косово была принята актом Парламента этого не тот момент непризнанного образования 17 февраля 2008 года. Документ был принят в одностороннем порядке без договоренностей с официальным Белградом и без достижения компромисса с сербской стороной. См. текст консультативного заключения Международного суда ООН:  http://www.icj-cij.org/docket/files/141/16010.pdf

[6] См. пример такой реакции на консультативное заключение Международного суда (мнение тогдашнего премьер-министра Абхазии Сергея Шамбы): http://ria.ru/politics/20100723/257739398.html

[7] Юристы обычно ссылаются на т.н. «Принцип Лотоса». В  решении по делу парохода «Лотос» между Францией и Турцией (1927) Постоянная палата международного правосудия Лиги Наций определила выражение «принципы международного права» как «означающие международное право, которое действует между всеми независимыми государствами». Считается, что в соответствии с этим принципом суверенные государства могут действовать, как они захотят, пока это не противоречит прямому запрету.

[8] Комиссия ЕС по Косово была создана

[9] Хотя обычно Соглашения о Стабилизации и Ассоциации  (SAA, Stabilization and AssociationAgreement) подписывается  между странами-членами ЕС и отдельным государством-подписантом, ориентированным на европейскую интеграцию, Соглашение с Косово будет подписано ЕС, как единым целым из-за непризнания со стороны Испании. Греции, Словакии, Румынии и Кипра. Представители Еврокомиссии в то же самое время заявляют, что «подписание документа не означает, что ЕС или любая страна признает Косово, как государство». См. подробнее: http://www.worldbulletin.net/?aType=haber&ArticleID=121611

[10] Данные по состоянию на 26 сентября 2013 года (последнее на этот момент признание Косово было сделано Таиландом).

[11]См. подробнее работу Б.Гарцля:  Preachers of Hatred and Deformation of History: The case of ethno-mobilization in Kosovo //Southeastern Europe, 34(1), 2010, P. 38-54.

[12] См. подробнее:  Marko J., Human rights and ethnopolitics, in Karl Cordell and Stefan Wolff (Eds.): Routledge Handbook of Ethnic Conflict, 2011, pp. 236-248, at p. 241.

[13] См. подробнее: Kaufman S., Modern Hatreds – The symbolic politics of ethnic war, Cornell University Press 2011, p. 103.

[14] В этот день антисоветская и антиабхазская демонстрация была жестко подавлена с использованием войск Закавказского военного округа. Гибель 19 участников митинга (еще 200 человек были ранены) радикализировали грузинских лидеров и общество в целом.

[15] Тот факт, что только 2 % негрузинского населения Абхазии говорило в то время по-грузински, объясняет, почему конфликт между Тбилиси и Сухуми получил дополнительные импульсы.

[16] Слободан Милошевич (1941-2006)- югославский и сербский  государственный деятель. 1 апреля 2001 года был арестован и передан Международному трибуналу по военным преступлениям в бывшей Югославии. Милошевич не признавал легитимность трибунала. Судебное разбирательство было прервано смертью обвиняемого.

[17] Мариам Давидовна Лордкипанидзе (род. 22 августа 1922 года)- советский и грузинский историк, академик Академии наук Грузии (1993), доктор исторических наук (1963), профессор. Цитата взята из ее труда «Абхазы и Абхазия» (Тбилиси, Ганателба. 1990. С. 74).

[18] Согласно Конституции Республики Абхазия (статья 49) президентом может быть только этнический абхаз. В 1989 году абхазы составляли всего около 18% всего населения бывшей АССР.

[19] Речь идет о муниципальных выборах 3 ноября 2013 года. Согласно Плану, заключенному в апреле 2013 года между Белградом и Приштиной при посредничестве Евросоюза, предполагалось проведение муниципальных выборов в северной части Косово (сербские анклавы). Однако явка избирателей в сербских анклавах  составила только 15%.  В ключевом центре края, Косовской Митровице она была еще меньшей — 7,09%. После разгрома участка в сербской Митровице ОБСЕ, опасаясь за здоровье своих сотрудников, отозвала их с нескольких других избирательных участков, а затем приостановила голосование в этом городе. На 1 декабря 2013 года в Косово запланирован второй тур муниципальных выборов, который в сербских анклавах может вообще не состояться.

[20] Каталония  сегодня обладает автономией. Каталонский язык признан официальным, а каталонцы — отдельной от испанцев национальностью. Однако каталонское движение является одним из наиболее мощных сепаратистских движений в Европе. В 2014 году здесь пройдет референдум о статусе Каталонии (будет голосоваться ее отделение или сохранение в составе Испании).

[21] См. интервью с известным бельгийским политологом Бруно Коппитерсом «Нет косовской модели для международного признания» (16 марта 2008 года): www.worldsecuritynetwork.com

[22] Консультации в Женеве стартовали 15 октября 2008 года. По состоянию на ноябрь 2013 года прошло 25 раундов дискуссий.

[23] Европейская политика соседства — курс ЕС на укрепление социально-экономических, политических, гуманитарных контактов со странами — соседями объединенной Европы. Ключевые идеи и подходы данной политики были сформулированы в докладе  «Большая Европа — соседи: новая основа отношений с восточными и Южными соседями ЕС» (2003).  Старт политике был дан в 2004 году после очередного расширения Союза за счет стран Восточной и Центральной Европы, а также Кипра и Мальты в 2004 году (всего 10 стран).

Восточное партнерство — проект ЕС, инициаторами которого были МИД Польши и Швеции. Проект нацелен на сближение Европейского Союза с 6 постсоветскими странами (Армения, Азербайджан, Белоруссия, Грузия, Молдова, Украина). Учредительная встреча программы состоялась 7 мая 2009 года в Праге.

[24] Закон Грузии об оккупированных территориях был подписан президентом Саакашвили 31 октября 2008 года. Весной 2010 года правительство Грузии начало продвижение стратегии по реинтеграции Абхазии и Южной Осетии.

[25] A.Le Coq — производитель алкогольных и прохладительных напитков в Тарту, Эстония. Он является вторым по объемам производителем пива в Эстонии. О казусе Грузии и эстонской компании см.: http://rus.postimees.ee/2582550/gruzija-zapretila-a-le-coq-jeksportirovat-svoju-produkciju-v-abhaziju-video

[26] Лидер Аслан Абашидзе не признал легитимности произошедшей в Грузии «революции роз». После получения  сообщения об отставке президента Эдуарда Шеварднадзе Абашидзе ввел на территории Аджарии режим ЧП и начал кампанию по бойкоту президентских выборов в Грузии, намеченных на январь 2004 года. После президентских выборов Абашидзе снова ввел режим ЧП в Аджарии и стал эксплуатировать тезис о возможном повторении абхазского сценария. Вновь избранный президент Михаил Саакашвили объявил ультиматум Абашидзе. Однако повторения абхазского сценария не произошло. Ситуацию во многом переломил визит в Аджарию тогдашнего руководителя Совбеза России Игоря Иванова, который провел переговоры с Абашидзе и уговорил его отказаться от насилия, как способа разрешения конфликтной ситуации с Тбилиси. В ночь с 5 на 6 мая 2004 года Абашидзе покинул Аджарию.

[27] Сергей Васильевич Багапш (1949-2011)- второй президент Абхазии в 2005-2011 гг.

[28] Широко обсуждалось участие дипломата Дмитрия Вишернева в организации помощи российским гражданам в возвращении их имущества в Абхазии.

[29] Михаил Николаевич (Николозович) Саакашвили (род. в 1967 году)- третий президент Грузии в 2004-2013 гг.

[30] Паата Закареишвили (род. в 1958 году)- министр по реинтеграции Грузии с октября 2012 года. Один из лидеров Республиканской партии, общественный деятель и политолог.

[31] Эргнетский рынок позволил наладить торговые связи между Грузией и Южной Осетией после первого вооруженного конфликта 1991-1992 гг. Как верно отмечает эксперт Фонда Карнеги Томас де Ваал, низкие цены Эргнетского рынка позволяли «бедным людям сводить концы с концами». Рынок был закрыт грузинскими властями в 2004 году под предлогом борьбы с контрабандой и незаконным предпринимательством. Однако в итоге это не только способствовало потере тысяч рабочих мест и среди грузин, и среди осетин и возведению новых барьеров между ними, но и стало одной из веточек в новый костер этнополитического конфликта, который разгорелся летом 2004 года.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.